Саровский старец близок нам. Верующие люди воспринимают его как родного человека, доброго друга и небесного заступника. Мы открываем новую рубрику «Батюшка Серафим в нашей жизни». Думается, что многим людям есть, о чем поведать. Ждем ваших рассказов.

Вернул мужа в семью

Как-то раз на крестном ходу из Сарова в Дивеево я познакомилась с молодой женщиной. Она шла с нами от пос. Цыгановка, везла в коляске полуторагодовалого сынишку. Когда ребенку надоело сидеть, мать взяла его на руки. Я помогала ей нести малыша. Выяснилось, что его зовут Симушка, Серафим. На вопрос, почему она так назвала мальчика, я услышала эту историю.

– Преподобный Серафим – небесный покровитель нашей семьи. Все началось с того, что мы купили дом, в котором была большая икона Преподобного. Тогда мы еще даже не знали, кто это такой. У нас с мужем родилось трое детей. А когда я забеременела четвертым, муж задурил, загулял и, наконец, совсем ушел из дому. Я была в отчаянии. Как жить дальше? Как одной поднимать маленьких детей?

Сразу нашлись советчики сделать аборт, но я никого не слушала. И, что удивительно, несмотря на мою беременность нашлись женихи, которые всерьез делали мне предложения. Но мне этого не надо было, и я всем отказала.

Не представляешь, как я тогда молилась батюшке Серафиму! И он нас не оставил. Муж образумился и вернулся в семью. Вскоре родился Симушка. Живем, слава Богу, хорошо. С тех пор я по нескольку раз в год на недельку-другую езжу в Дивеево вместе с детьми. Всю жизнь буду благодарить Преподобного за то, что он для нас сделал. Мало того, батюшка Серафим продолжает нам помогать, я это чувствую.

Записала М. Курякина

Молитва матери

Я родился и вырос в Арзамасе, недалеко от бывшего Саровского монастыря.

В 20-х годах этот монастырь, вместе с обширным и очень ценным лесом, был превращен советской властью в исправительно-трудовой лагерь. Не только кельи монахов и монастырские здания, но и храмы были превращены в бараки для заключенных. В храмах были установлены в несколько рядов нары, а сам монастырь окружен колючей проволокой. Повсюду стояли наблюдательные вышки. Гражданам не разрешалось ходить вблизи лагеря или проявлять к нему интерес. И когда прибывали новые эшелоны с заключенными на вокзал, мы только пожимали плечами. Для нас они были «враги народа». Однажды мы, несколько пионеров, случайно забрели на большое кладбище заключенных, располагающееся неподалеку от лагеря. Помню, как я был поражен размерами кладбища. На нас напал какой-то страх и ужас, и мы быстро убежали оттуда.

Во время Великой Отечественной войны меня направили из армии в военную школу. Перед отъездом на фронт мне удалось побывать дома. Это было летом 1943 года. Мать попросила меня сходить с ней в храм. В нашем городе тогда открылись храмы, религия уже не была под запретом. В храме шла торжественная служба, мать даже обратила мое внимание на то, что молятся о даровании победы над врагом, и что в храме можно увидеть много солдат. Я пошел с матерью, желая доставить ей эту радость. Возле храма я увидел много нищих, а также смело входивших в него солдат. В храме было так много народа, что мы едва передвигались в нем. В центре я увидел много свечей, горевших перед большой иконой прп. Серафима Саровского, украшенной цветами. Я не стал долго стоять там, – все происходящее мне было непривычно, к тому же, честно говоря, я боялся встретить здесь моих прежних товарищей-комсомольцев.

Ночью я уезжал на фронт. Перед отъездом мать, конечно, всплакнула и вдруг сказала мне: «Я верю, что ты останешься жив. Я буду молиться, и он сохранит тебя». «Кто он?» – спросил я. «Наш святой – батюшка Серафим», – ответила мать. Не желая обидеть ее, я ничего не ответил, но в душе, конечно, только засмеялся над таким предсказанием. Надо сказать, что в это время иконы висели в углу комнаты, среди них был и образ прп. Серафима Саровского. Мать объяснила, что сейчас многие стали снова вешать иконы в доме, в церквях стали крестить детей, и мальчиков часто называли Серафимами. «В честь батюшки», – добавила она.

На фронте я попал в бесконечные бои. Я был дважды слегка ранен, награжден и получил повышение. Летом 1944 года во время решительных боев на польской границе я был серьезно ранен и лежал без сознания несколько дней. Как я потом уже узнал, врачи не надеялись меня спасти. И вот – хотите верьте, хотите – нет – именно в то время, когда мой организм боролся со смертью, мне приснилось, что я снова пионер, и мы с ребятами гуляем в лесу возле Саровского монастыря, как в тот раз, когда мы однажды забрели на кладбище заключенных. Я почему-то отстал от других и потерял их из виду. Страх охватил меня. И вдруг из леса вышел старичок. Он быстро подошел ко мне, глянул прямо в глаза, положил свою руку мне на голову и сказал: «Ты будешь жить! Твоя мать вымолила тебя!» Я не успел прийти в себя, как он уж исчез. Я проснулся... Я был в больничной палате, а не в лесу. У моей койки стояли доктор и сестра и о чем-то разговаривали. Услышал слова: «Кризис миновал».

Я упорно стал вспоминать, где же видел этого старичка, который мне приснился, и вдруг вспомнил: в арзамасской церкви, на иконе.

Рассказ офицера Советской армии. Опубликован на Интернет-портале «Дивное Дивеево» http://www.diveevo.ru/2/0/1/2299/

Видение Алексею Санкину

Много трудностей нам выпало перенести. Но особенно тяжело стало, когда кроме недоедания и непосильного труда мы столкнулись с давлением, с принуждением отречься от православной веры.

Были закрыты храмы и репрессированы священники. Людям запрещали собираться на общую молитву, крестить детей, иметь иконы в доме. Православных верующих, работающих в государственных учреждениях, увольняли с работы, если у них дома видели иконы. Поэтому многие были вынуждены убирать святыни – кто куда мог. Такое случилось и с моим двоюродным братом, Алексеем Васильевичем Санкиным, который хранил православную веру, как и его родители.

В конце 1945 года он вернулся с войны в родное село, и его направили на работу учителем начальных классов в с. Сыресево Дивеевского района. Там он женился на девушке Наташе. Родилось двое детей, и они купили свой дом. В нем оказалось много разных икон. А икона прп. Серафима Саровского занимала весь красный угол.

Алексей боялся увольнения с работы, и во избежание неприятностей решил убрать иконы из дома. Маленькие – отдали родителям жены, а большую икону Преподобного он поднял на чердак. После этого можно было не опасаться приезда районных начальников.

Прошло немного времени. Однажды ночью Алексей не мог заснуть без всякой на то причины. Он лег на спину, до пояса укрылся одеялом, а руки положил на голову, закрыв ими глаза. Сон не приходил. Вдруг Алексей услышал, как из задней избы в переднюю открылась дверь. Он увидел, что порог перешагнул преподобный Серафим Саровский и направился к нему. В испуге Алексей пытался снять руки с головы, чтобы закрыться от гостя одеялом, но не смог этого сделать. Батюшка Серафим подошел к нему и, коснувшись рукой, произнес: «Мое-то место – не на чердаке». И тут же пошел обратно.

Когда он закрыл за собой дверь, Алексей сразу разбудил спящую рядом жену и рассказал ей о видении. Позднее он при мне поведал об этом моей маме, Татьяне. Она приходилась ему не только родной тетей, но и крестной. Куда потом Алексей определил икону батюшки Серафима, мне не известно.

Мария Ивановна Павлунина

Как же ты не видишь?

            Паломничество верующих в Саров не прерывалось вплоть до закрытия города. В 1946-м году Анна Алексеевна Ефремова, тогда девятилетняя девочка, пришла сюда со своим отцом из села Кременки.

Детские ее впечатления были настолько сильны, что не утратили своей яркости до сего дня. На Дальней пустынке произошло необычное. В колодце родника девочка увидела образ преподобного Серафима, стоящего на камне. Однако более никто из собравшихся на источнике этого изображения не рассмотрел.

            На обратном пути Анна с отцом догнали одного из паломников, он нес тяжелую стеклянную бутыль, наполненную родниковой водой. Поравнялись с ним, и девочка опять увидела образ батюшки Серафима. То же, что было в колодце, отчетливо повторилось теперь в бутыли с водой. Анна разглядела даже руку в трехперстном сложении, занесенную для совершения крестного знамения – батюшка Серафим коленопреклоненно молился на камне. И опять – кроме нее никто этого не видел! Скользнула тень сомнения. Восторг и желание разделить свою радость соединились с испугом: поверят ли ей, поверят ли в саму возможность такого чуда? «Папка! – закричала что есть мочи девочка. – Ты  что, глупый? Как же ты не видишь?!» А батюшка Серафим молился и молился на камне. За всех пришедших и не пришедших к нему, скорбящих и страждущих, обидимых и обременнных, за всех, всех… Боже! Милостив буди нам грешным!   

Валентина Александровна Сидорова