21 октября отметил 50-летие актер, музыкант, драматург и литератор Роман Сванидзе, председатель Православного творческого объединения «МiР», куратор Саровского благочиния по культуре.

Роман Сванидзе родился в г. Арзамас-16, ныне Саров. Его отец был научным сотрудником ВНИИЭФ, мама работала в отделе АСУП, где занимались программным обеспечением бухгалтерии ВНИИЭФ. Откуда же в нем возникли любовь к музыке, театру, художественному слову? Об этом и еще о многом другом мы поговорили с Романом Валерьевичем.

Тяга к романтическим профессиям

— В детском саду я хотел стать писателем. Писал в основном стихи, но собирался быть прозаиком, потому что стихи не считал серьезным делом. Уже в первом фантастическом рассказе, написанном еще до школы по мотивам творчества Рэя Брэдбери, проявилась моя основная тема — размышление о смерти как проявителе смысла или бессмысленности жизни. По сюжету космонавт становится первооткрывателем планеты, но на подлете к ней происходит авария, потеряна связь и управление, и герой проживает последние минуты перед неизбежным крушением и гибелью. Сейчас у меня преобладает еще одна моя постоянная тема — невозможность полного понимания другого человека. Мы друг для друга закрытые системы. Конечно, мы общаемся на доступном нам уровне, но в самой своей глубине каждый человек одинок. Конечно, иногда случается чудо понимания другого, но это именно чудо, так как происходит помимо человеческих возможностей. По-настоящему понять каждого из нас может только Бог.

В начальной школе я тоже тянулся к романтическим занятиям. Особенно меня привлекали каменщики и крановщики, которые работают на высоте, а вокруг — простор, небо, свобода. В пятом классе я уже выбирал между профессиями актера и певца. Тогда я пошел в свой первый театральный кружок под руководством Александра Бахановича при Доме культуры ВНИИЭФ.

Хотя мое актерское воспитание тоже началось с раннего детства. У нас был проигрыватель «Юность», много пластинок и, по словам родителей, я в выходные по утрам им хлопот не доставлял — просыпался, ставил пластинки с музыкальными сказками и слушал. Мог одну пластинку переслушивать по нескольку раз подряд. Многое знал наизусть. Перед полированным шкафом как перед зеркалом пел и проигрывал истории вместе с актерами, до сих пор помню их интонации. Тогда были великолепные исполнители, которые сформировали и мои актерские наклонности и музыкальные пристрастия. Оттуда и моя нынешняя любовь к аудиокнигам.

Изначально нашел своего режиссера

— Роман, в обычной жизни ты совсем не похож на актера. Молчун, предпочитаешь держаться в тени. Может, ты уже перерос профессию актера?

— Актеры бывают разные. Одни любят быть на виду, другие — в жизни незаметны, а на сцене раскрываются. На самом деле, я мир воспринимаю через актерскую природу. И музыку, и литературу проживаю как актер. Например, когда пишу текст, я его проговариваю, проигрываю, и когда он начинает звучать, значит, получился. Тексты рождаются через произнесение. Обычно возникает какая-то одна фраза, я чувствую на языке ее вкус и начинаю вытягивать скрытый в ней смысл.

— Когда ты, молодой человек, поступил в Нижегородское театральное училище, какие у тебя были ожидания, связанные с профессией актера?

— Не знаю, какие мотивации у поступающих в театральное училище сегодня. Мне кажется, что уже какие-то иные. Есть, конечно, актерский адреналин и другие привлекательные стороны профессии. Но самое главное — мне хотелось сказать со сцены что-то важное, что могло бы изменить людей к лучшему. Конечно, актер — это профессия, очень зависимая от режиссера. Однако и внутри этой зависимости существуют актеры-личности, которые вкладывают в роли свою позицию, свою человеческую сверхзадачу. Сейчас очень много прекрасно технически оснащенных актеров-мастеров (не будем употреблять обидное слово «ремесленник»). Они универсальны, готовы выполнить любую режиссерскую задачу. Но вот с актерами, которые бы обогащали произведение объемом собственной личности – проблема. Надо сказать, что такие, как правило, и режиссерам неудобны. Я, если честно, сам до этой высокой планки не дотягиваю. Но хотя бы пытаюсь. Для меня очень дороги смыслы.

Когда я оканчивал театральное училище, пытался представить себя внутри знакомых мне театров, и мне почему-то становилось скучно. Я там не видел нацеленности на какой-то высший смысл. Но мне повезло — я изначально нашел своего режиссера, с которым у нас совпадают позиции. Мастером нашего курса была Ирина Михайловна Семенчук, которая нас научила серьезному и глубокому отношению к материалу, к главенству высказывания на сцене, при том, что форме она тоже уделяет большое внимание. Так что, по большому счету, то, что я искал в театре – нашел.

У меня не было какой-то конкретной актерской мечты — сыграть то или иное. Мне очень нравились «Маленькие трагедии» Пушкина, но я хотел сыграть не какую-то одну роль, а всё. И Ирина Михайловна подарила мне такую возможность. Когда мы служили в городском театре, она поставила на себя моноспектакль по «Маленьким трагедиям. Но у нее голос не выдержал нагрузки, она даже в больницу попала. Поэтому спектакль переделали на меня. Я сыграл всех персонажей, включая женских, и даже авторские ремарки.

— Мы еще увидим этот спектакль?

— Мы мало успели сыграть «Маленькие трагедии», спектакль не успел окрепнуть. Не могу сказать, что хотя бы раз сыграл его достойно заложенного в нем замысла. Это очень технически и актерски сложная постановка. Хочется его возродить, но, с другой стороны, страшно приступать к восстановлению. У меня давно нет практики актера-куколовода. Кроме того, существуют проблемы с матчастью. Пока еще мы не накопили отвагу для этого. Кроме того, всегда хочется ставить что-то новое. Но этот спектакль очень дорог мне.

«Все мы учились понемногу...»

— Роман, кроме театрального училища ты закончил Литературный институт им. А. М. Горького. Что это тебе дало?

— Тогда я уже работал в театре, была семья, маленький ребенок. Поступил в Литинститут на заочку, на драматургию и на прозу. В итоге, выбрал драматургию. Время от времени мне приходилось писать сценарии, и в этом деле я чувствовал себя беспомощно. Думал, как можно научить человека на писателя? Читаешь писателей и учишься у них. А в драматургии, может, хоть научат каким-то законам...

В Литинституте у каждой группы есть мастер, которому приносят произведения, идет их обсуждение, дают советы. Но у заочников учеба всего два месяца, на мастерскую попадаешь восемь раз в году, и не факт, что будут разбирать твои произведения. Поэтому мои надежды узнать законы драматургии не оправдались. Есть книжки на эту тему, но они почему-то не помогают. Я понял, что нужно учиться драматургии изнутри театра и читать другие пьесы. Тем не менее, учеба в Литинституте многое дала. На каждую сессию нужно было привозить новые произведения. Это самоорганизация и дисциплина, круг чтения, лекции, встречи с интересными людьми — хорошее и радостное время.

— Где ты учился музыке и на скольких музыкальных инструментах играешь? Во время спектаклей постоянно меняешь инструменты, и это просто завораживает!

— Образование — музыкальная школа по классу скрипки. А когда с третьей попытки самостоятельно научился играть на гитаре, сразу начал сочинять свое. При поступлении в театральное училище уже исполнял какую-то свою песню. И во время учебы мы с товарищами писали музыку к спектаклям нашего курса и вживую исполняли ее. На самом деле, я играю только на гитаре и немного на флейте, а все остальное осваиваю по мере необходимости.

Песни рождаются по-разному. Иногда просто перебираю струны на гитаре, и вдруг возникает гармония, я смотрю на какие слова ложится эта музыка и дальше развиваю тему, отталкиваясь от слов. А иногда целиком возникает мелодия, и я подбираю к ней стихи. А недавно меня зацепили стихи моего однокурсника по Литинституту Володи Угрюмова, и я придумывал музыку специально к текстам, так появился альбом «Окурочки».

Подошел к вере рационально

— Как ты пришел к вере? Семья, наверное, была обычная советская, неверующая…

— Да. Если мамина бабушка еще молилась, то папа — из семьи убежденных коммунистов. Как оказалось, во времена моей юности в Сарове была богатая православная жизнь, но мы не догадывались о ее существовании.

Тяга к пониманию мира у меня всегда была. Я, например, пытался понять, как должен быть устроен коммунизм, почему его до сих пор нет, и как это можно осуществить. Обдумывал возможность построения коммунизма для начала в отдельно взятом закрытом городе. Потребностью души были размышления о мироздании. Они привели к мысли, что надо познакомиться с православием, другие конфессии меня почему-то однозначно отталкивали.

Когда я после окончания театрального училища вернулся в Саров, встретил свою учительницу по скрипке Оксану Назаровну Ливанову, и она меня практически за руку привела в хор храма Всех Святых. Я тогда еще не был крещен и так пел на клиросе 2-3 месяца. Пошел туда больше из любопытства. Это был для меня интересный опыт и возможность познакомиться с православной средой.

В какой-то момент я понял, что надо либо осознанно принять веру и креститься, либо уходить. Я подошел к этому рационально и прочитал двухтомник догматического богословия. Конечно, понял не все, но у меня была цель увидеть православную картину мироздания в целом. Потому что я сам пытался выстроить внутренне непротиворечивую картину мира, но у меня это не получалось.

В этой книге я увидел, с одной стороны, очень строгую логику и, в то же время, какие-то основополагающие утверждения были нелогичными и непонятными человеческому уму. Это кажущееся противоречие меня убедило в том, что православие имеет «непридуманное» происхождение. Ведь если бы эту религию придумал человек, то все было бы логично, а если бы это было просто мифологическое сознание, то логика была бы ущербной. Ну а если бы умный человек из мифологического сознания захотел выстроить стройную систему взглядов, он бы обработал и эти невообразимые вещи. Например, понятие Троицы. Мы его формулировку принимаем на веру, а осознать, что это такое, до конца не можем. Я много читал фантастики, и убедился, что как ни богата человеческая фантазия, но ничего подобного догмату Троицы человек не смог придумать. Кроме того, православие за 2000 лет не развалилось, тогда как многие человеческие идеи уже давно канули в Лету. Так я пришел к принятию православия. А дальше начался долгий путь к Богу, который еще не завершен.

Построение гармонии внутри себя

— Как соотносятся твоя вера и творческая жизнь? Не мешает ли одно другому, ведь вера связана с внутренними ограничениями?

— Приведу классический пример. Вершиной искусства живописи является икона Троицы Андрея Рублева, а ведь это — строгие иконописные каноны, огромное количество ограничений. Жесткие рамки не являются препятствием для творчества, а, порой, даже наоборот — открывают возможность интересных ходов. Бедный театр ограничен в своих возможностях. Поэтому он рождает простые, но при этом необычные художественные решения там, где в богатом театре включили бы снежную машину, дым, свет, вращающийся на сцене круг. Голь на выдумки хитра, и ограничения стимулируют творчество.

Что же касается веры, то творчество отстает от нее, вторично по отношению к ней. Творчество является способом построения гармонии внутри себя, попыткой согласовать с верой весь свой жизненный опыт. Иногда для этого нужно избавится от негативного состояния, мысли или чувства, и это не всегда получается сделать легко и просто. Такое творчество, как у Андрея Рублева, это прославление Творца, а наше падшее творчество — блуждание в сумрачном лесу в поиске просвета.

Творчество изливается наружу, но как оно воспринимается другими, вопрос открытый. Может быть, зрители видят в нем совсем не то, что я закладывал. Тем не менее надо думать о том, чтобы не навредить. И в этом чувстве ответственности за последствия своего творчества тоже проявляется вера. У меня в городе сложилась репутация исполнителя мрачных песен. Но даже если из души вылилось такое произведение, и если я это осознаю в процессе работы над ним, то стараюсь раскрыть его так, чтобы оно не оставляло чувства безысходности, выводило заплутавшего путника к свету.

«Сначала душевное, а потом — духовное»

— Давай перейдем от твоего творчества к культурным мероприятиям Саровского благочиния, которые ты организуешь. Делают ли они человека лучше?

— Для меня самое трудное — проведение конкурсов рисунков и поделок. Почему-то мне всегда казалось, что духовного просвещения детей через эти конкурсы не происходит, может быть, за малым исключением. Как правило, в интернете находят образцы для подражания, вносят свои изменения, но очень редко ребенок осмысливает то, что он делает. И все-таки должен признать, что для многих очень важно участие в этих конкурсах, особенно когда это работа всей семьи. Поэтому ничего однозначно утверждать не буду.

Или возьмем идею православного киноклуба. Есть очень много хороших фильмов, но мы настолько перекормлены информацией, что иногда просто лень собираться, что-то смотреть и обсуждать. Меня беспокоит, что многие люди разучились считывать смыслы как в кино, так и в театре. Иногда мне кажется, что нечего обсуждать, потому что все лежит на поверхности, а потом выясняется, что многие так ничего и не поняли. Ориентиры хорошо-плохо, художественный вкус закладываются в детстве, а сейчас у нас с этим просто беда. Если ребенок не усвоил, что такое норма, какие-то прописные истины, то все культурные изыски ему идут только во вред.

Я не думаю, что искусство может сделать человека лучше. Это может сделать только Бог. При желании и усилиях самого человека. Но если со сцены или из книги, или благодаря музыке человек получает какой-то свет и очищение, он становится лучше на короткое время. Вскоре он вернется к привычному образу жизни. Но такие моменты просветления останутся в его памяти и, может быть, когда-то послужат маячком.

Человеческая природа после грехопадения устроена так, что в ней гораздо легче действовать греху и злу, чем добру. Мы не можем радикально исправить ситуацию, но должны упорно делать свое дело. Капля камень точит. Мы должны что-то делать, чтобы Господь помог исправить человека. В первую очередь это дело Церкви, она работает с духовной составляющей человека, а мы — с душевной.

— Ты очень глубоко погрузился в проект создания фильмов об урочищах Нижегородской области! Ищешь исторический материал, ведешь переписку, пишешь сценарии и многое другое. Почему это важно для тебя?

— Я рад, что Господь мне дал этот проект. В сегодняшней ситуации я чувствую себя бесполезным. Писать патриотические песни и звать в бой не умею. Да и не имею права, если не готов идти туда сам. А на фронте от меня, думаю, пользы немного. Но воевать нужно за что-то. Чтобы потом было ради чего жить. Нужны идеалы. И мы видим свою задачу в том, чтобы напоминать об этих идеалах, пробуждать память, дать почувствовать связь времен и поколений — то, что мы должны защищать, то, к чему мы должны будем вернуться в мирной жизни. Если мы победим и не преобразимся, вернемся к себе такими же, какими мы были раньше, то, получится, что все наши жертвы были бессмысленны. Эта война нам попущена не для того, чтобы мы победили весь мир, а для того, чтобы мы себя победили. То, что делает моя супруга Ирина Михайловна Семенчук, было очень нужно раньше, а теперь еще более актуально, и я счастлив, что могу ей в этом помочь. А проект об урочищах (хоть он и начался еще до известных событий) – это подарок мне от Бога, возможность приложения моих сил и умений, как я верю, на пользу нашему обществу.