Иван Ильич Сидоров вспоминает о Владимире Михайловиче Карюке:

— Писатель Иван Бунин говорил о себе: «За мою жизнь во мне умерло несколько человек...» Также и в Карюке каким-то образом помещалось несколько человек, и никогда нельзя было предугадать, который из них заговорит. Удивляли его жизнелюбие и многомерность устремлений. Он прожил 72 года, но у него один год был равен трем или четырем. Поэтому Владимир Михайлович по насыщенности своей жизни событиями прожил около трехсот лет — как праведный Симеон Богоприимец.

Мы были знакомы примерно 45 лет, но всегда он мог удивить, к нему нельзя было привыкнуть. Он постоянно обновлялся, у него была чрезвычайно удобоподвижная душа. Он воспринимал новое на лету и мгновенно перестраивался. Не имел привычки кого-то осуждать, ему было жалко тратить время на неинтересные дела. Он просто отмахивался от досаждавшего ему человека, как от комара. Когда он работал, то задерживался на работе допоздна, делая в десять раз больше, чем от него требовалось… Вокруг него кипела настоящая жизнь, в которую он был всецело погружен — как на рыбалке: и там клюет, и там, и там.

Этот человек всегда находился в позитивном действии. То он увлекался идеями ДНК-генеалогии профессора Клесова, то с интересом изучал лекции Сергея Савельева о работе человеческого мозга. Пригласил в «Объединение БИНАР» известного физика-теоретика Александра Хлебникова, который читал для сотрудников лекции об эволюции Вселенной, космологической теории Большого взрыва. Благодаря его кипучей энергии в Сарове был построен храм в честь вмч. и целителя Пантелеимона на Маслихе, за что он был награжден орденом преподобного Серафима Саровского III степени...

Когда я приехал работать в Саров, именно Карюк подтолкнул меня к православию. Мы с ним познакомились во время совместного рейда ДНД и не просто подружились, а, скорее, сроднились…

До 27 лет я умудрился не услышать слово «Христос». В детстве прабабушка водила меня в церковь и даже причащала, но я все забыл. За время учебы в МИФИ (с 1969 по 1975 гг.) ни разу не зашел в храм— они для меня просто не существовали.

Первая книга, которую мне дал почитать Карюк, это — автобиография Николая Бердяева «Самосознание», изданная в Париже в 1948 году. Потом я в родительском доме нашел ветхие разрозненные страницы Нового Завета. Одно Евангелие сохранилось целиком, и оно меня тронуло за душу. Я захотел узнать больше. Рассуждал: «Поскольку я русский, сначала нужно понять, во что веровали наши предки. Если это станет ясно, можно будет пойти дальше». Но как окунулся в православие, оказалось, это такая глубина! И я крепко увяз. Православие не умещается даже в самую гениальную личность, поэтому мы веруем во «святую, соборную и апостольскую Церковь». Карюк посещал московский приход протоиерея Димитрия Дудко, где среди прихожан были даже академики. Там он доставал православную литературу, которой здесь вообще не было. В 1978 году Карюки и мы с супругой там обвенчались.

Ближайшие к нашему городу действующие храмы были в селах Полховский Майдан, Выездное под Арзамасом и Бутаково. В 1976 году мы впервые поехали на Троицу в церковь с. Полховский Майдан. Потом мы туда ездили с детьми и перед службой останавливались в поле, собирали полевые цветы. По преданию, в букете должно было быть 12 разных видов цветов. Потом дети вспоминали это, как самое счастливое время.

Однажды мы с Владимиром застряли, только вытолкнули машину, как увидели на остановке порядка 12 старушек. Мы остановились, и они, узнав, что мы едем на службу, попросили подбросить. Карюк умудрился посадить их всех в свою «двойку». И такие ситуации повторялись не раз. Даже в багажнике размещал пассажиров, ведь раньше было мало личного автотранспорта. Некоторые и одного-то человека опасаюся брать: вдруг машину испачкает или доставит какое-то неудобство. А Карюк был настолько великодушен, что ему такое и в голову не приходило. В конце 1980-х годов мы начали бороться за регистрацию православного прихода в нашем городе, стала собираться община, но это отдельная большая история.

В руце Твои предаю дух мой

Последний раз я возил своего друга в Санаксарский монастырь за два месяца до его смерти. Он уже знал свой диагноз. Сразу для него все неважное отошло на задний план. Он поговорил с наместником монастыря и обошел знакомых монахов, со многими простился.

Мы с ним много говорили о смерти, которая всегда воспринимается человеческим умом нелепо и неожиданно. Я давно положил в сердце своем быть готовым к ней в любой момент, потому что от нас это не зависит. Но он боролся до конца. Благодаря православной вере он пережил предательства и банкротство, травлю и другие тяжелые обстоятельства жизни, не впал в отчаяние, но все это привело к болезни. Он решился на операцию, после которой 20 дней находился между жизнью и смертью, и «встретил смерть лицом к лицу, как в битве следует бойцу».

Все жизненные испытания он принимал настолько мужественно, что никогда даже не возникала мысль его пожалеть, но когда я увидал его в гробу, готов был разрыдаться — он лежал какой-то виноватый и смиренный до невозможности. Когда умирают наши близкие, мы тоже умираем вместе с ними, потому что умирает часть нашей жизни и нас самих. Их смерть приближает нас к нашей собственной смерти. Как сказала дочь Владимира Михайловича Светлана, не надо жалеть усопших, ведь они решили самую главную задачу человеческой жизни — умерли.

Вспоминаю, как в ноябре 2020 года в Успенском соборе Саровского монастыря была архиерейская служба, отпевание и перезахоронение останков саровских монахов. Карюк, который уже ходил с трудом, с палочкой, обошел и приложился к каждому из 21 гроба. Я спросил его, зачем нужно было прикладываться ко всем? Он сказал: «Я просил себе непостыдную и мирную кончину живота». Но Господь подал ему больше просимого — дал возможность пострадать и умереть, все зная, принимая и примирившись с Богом.