Вообще стереотипы – это, наверное, самая ужасная вещь в мире, они мешают нам видеть жизнь такой, какая она есть. Об этом я, признаюсь, подумала, когда читала книгу игумена Афанасия (Тихонова) «Сотри случайные черты». Книга пришла в город в конце прошлой недели из областного центра, где была издана ООО «Полиграфическая компания ЭксПресс» тиражом 999 экземпляров.

Очень жалею, что не могу встретиться с батюшкой лично и побеседовать, год оказался тяжелым для всех – отец Афанасий нездоров… Потому рассказ о том, как профессиональный художник из нашего городского музея пошел по пути богослужения и монашества, я не расскажу. Ибо не знаю. Буду говорить только об искусстве.

Дождь эпохи застоя

«Сотри случайные черты – и ты увидишь: мир прекрасен» – это из Блока ведь? Читаю книгу, стирая случайные черты и вглядываясь в неслучайные, вчитываясь в строки, угадывая дыхание времени, и задаю вопросы батюшке онлайн. Попутно отмечая, что в книге собраны отзывы уважаемых людей Сарова, среди которых великолепный труд директора православной гимназии Наталии Суздальцевой. Но мой взгляд цепляет то, что ближе лично мне. Стихи. «Вначале было Слово».

Вроде бы и не так, чтобы намного старше меня отец Афанасий, но в стихах и картинах следы другого времени – времени Высоцкого (стихам великого барда СССР посвящено много иллюстраций нашего земляка) и Рождественского. Стих «Скоморохи» – оттуда, из глубин времени: «А это не подмостки, чтоб играть – Серьезней цель и значимей отдача, А над землею, где разор и рать, – Движенье жизни многократно значимей».

И «Дождь», который смывает с людей все наносное и открывает в людях и вещах новые, неведомые им самим качества и смыслы:

«Дождь шел везде: вокруг, и в нас, и с нами… В его потоках с нежностью живой Тянулась девочка свой зонт поднять над мамой. А мамин зонт болтался под рукой».

«Ожеглым высверком литаврчатая медь Сережек простеньких, какие могут только. Они в ушах дрожат, весь свет дразня, И к ним хозяйка будто не причастна».

«Мерцают парфюмерией из «Ванды» Зеленые, как «трешка», огоньки».

Очень зримые, полузабытые образы всплывают из памяти детства, и им радуешься, как свежему дождю, как тому дрожанию дешевенькой сережки, которой так непосредственно любуется художник. Тут же приходит сожаление, что сейчас мы не умеем так любоваться ни волшебным блеском бриллиантов, ни изяществом элитной бижутерии – все как-то поблекло в свете века изобилия.

А от стихотворения «Коты» прихожу в полный восторг! Животные, в которых поэты веками и тысячелетиями воспевали в стихах и песнях, находя неожиданные образы в их вкрадчивых манерах и грации, у священника из Сарова стали символом непредсказуемости и коварства времени.

«Вылизываясь

до вымытости,

В самозабвенной

плавности движений

На мягких креслах

гладкие коты,

Застывшие

в стремительности времени,

В стерильном лоске

сглаженность углов

Сулит покой,

за маской зла не прячет».

«…Сегодня, завтра…

в тот внезапный год,

Ломая сроки через метрономы,

Тугое время яростно рванет,

Течь не желая плавно

и спокойно».

Кому как не нам, людям 2020-го, знать об этом свойстве времени внезапно приходить в ярость и выпускать когти?

Обиты чистым золотом

Неизвестно, какими тропами разговор выходит на Незнайку Носова, побывавшего на Луне…

Отец Афанасий рассказывает о любимом герое советских школьников: «Про Незнайку помню всегда. Полезно. Помните, как он перед Луной волшебнику доброе дело делал? Святоотеческая история».

Спрашиваю батюшку, где он служит и как поднять русское село.

«Служу в Чумартово, по необходимости, потому что это приписной храм к собору в Темникове, 2-му кафедральному Краснослободской епархии, где был до заштата вторым священником. Но заштат у нас служит «по мере здоровья», так в указе, и 2 группа, и 3. А у меня «водянка», как и у преподобного Серафима, медициной не лечится. И слава Богу.

Храмы строим. Значит, работаем на возрождение села».

В книге много портретов. Портреты святых, новомучеников и… современников. Среди которых с радостных удивлением узнаешь знакомых тебе людей. Портреты написаны живо и бережно. Думается, профессионал нашел бы к чему придраться – я не рискну, тем более что на мой вопрос «как пишете – с натуры или с фотографии?» батюшка отвечает, что большей частью по памяти.

А кроме того, книга открывает читателю, что батюшка – настоящий мастер гравюры.

«Отец Афанасий выполнял барельефы на западных вратах Троицкого и Преображенского соборов Дивеевского монастыря в свободное время, между богослужениями, урывками, в жару и 20-градусный мороз, не имея никаких условий, в спешке, будучи жестко ограничен сроками.

Но Господь устроил так, что врата эти, сделанные на скорую руку, были обиты чистым золотом» (отрывок из книги).

– Отец Афанасий, в одном из ваших стихотворений пишете, что живопись – это дар, который нужно развивать, а не закапывать. Когда вы почувствовали этот дар? Всегда ли были требовательны к себе?

– Какой дар, какой талант? Смысл имеет только сама работа, пока ее делаешь. А потом эхо идет как в горах. И как бы лавиной не накрыло.

– Что для вас хорошая картина?

– Самая хорошая и самая ужасная (две в одном) – та, над которой работаешь. Да, и потом, когда видишь, зачастую стыдно, что-то режет глаз, хочется поправить. Но, как правило, одним мазком дело не кончается. В профессиональном творчестве важно совместить творца и критика в единстве симфонии. Это в теории. А практически каждый хлебает сам. Но я ведь не художник, а только учусь…

Без традиции нет ничего

– А кто художник? Ваш любимый?

– Любимые художники всю жизнь (уже почти полвека): Андрей Рублев, Феофан Грек и, как ни странно, Рембрандт, Ван Гог, Врубель… Серов, Левитан. И, конечно, Крамской и Суриков. Гейнсборо и импрессионисты. Читаю их письма, дневники, мысли. И среди современников многие интересны – Павел Рыженко, например. И один из основных – Павел Корин. Его этюды к «Руси православной». Они как маяк.

В гравюре, прежде всего, в какой-то степени Доре, но он только рисовал, резали другие. Василий Корень, русский лубок. Дюрер, Фаворский, Павлинов, Гончаров и вся русская графическая школа.

И конечно японцы: Хокусай, Хиросигэ, Утомаро – вообще, классическая японская гравюра. Очень интересно резали в Мексике, в Латинской Америке. Я много кого смотрел и видел. Когда смотришь мастеров, чему-то всегда учишься. И всегда ощущаешь себя только в начале пути.

И, конечно, Харламов, особенно его гравюры по дереву, торцовые, где преподобный Сергий и «Слово о полку». Все у него хорошо. Оноре Домье, графика (литография) и живопись (у меня полный альбом ее с 81-го года).

На эту тему можно бесконечно. Поверьте, это еще никого не назвал. Только начал. Без традиции нет ничего: ни духовного делания, ни культуры, ни искусства.

Учителя – фронтовики

– А любимый поэт?

– О любимых поэтах можно также бесконечно, как и о художниках: начать с того, что с детства на полке – сказание о Гильгамеше, два тома «Шах-наме», Гомер весь и т. д. и т. п., уже не говоря о более поздних. И весь русский 19-20 век.

И, конечно, то, что писали фронтовики. У нас в школе ведь они преподавали. Мой первый учитель физики Вениамин Павлович Фокин (полковник запаса) еще мою маму учил и при встрече с ней звал ее девичьей фамилией – Голубева. Она до сих пор вспоминает. Преподаватели НВП в Сарове были у нас фронтовики – майор Усов, подполковник Коженов. Благодарен им всю жизнь.

И директор художественного училища Александр Григорьевич Хлопков был фронтовик, полковник запаса. Поэтому мы даже, если что-то и слабо понимали, то их все равно ценили и уважали: они настоящие, а нам еще до них тянуться и тянуться.

Александр Григорьевич же был выпускник нашего училища в конце тридцатых – видел несколько его тогдашних работ. Потом одна война, другая… И пришел он к нам полковником запаса и директором. Об этом поколении в сердце память навсегда.

Андрей Титыч Коженов нас в мае в лес водил. Помню, стреляли по мишени, закрепленной на стволе дерева, из винтовки ТОЗ-10. Не всех водил, но мы с Асташкиным стреляли. Они нам про войну рассказывали – любили нас, переживали. Как могли, готовили Родину защищать.

Я в 8 классе (тогда восьмилетка была) в 1975 году экзаменационное сочинение написал стихами.

«Батальоны минувшей войны,

Встать в ваш строй мне порою охота,

Мальчишки, стриженные до синевы,

С пожелтевших от времени фото».

Длинное стихотворение, почти поэма. Мне тогда поставили 5, зачитали его в классе. И гороно, и облоно очень понравилось. И послали меня заниматься к Гелию Витальевичу Александровичу, он тогда в Доме ученых занятия проводил. Через год он предложил мне почитать мои стихи на вечере в одной из саровских школ. А потом художественное училище – и другая судьба.

Вообще до марта 2020 года, пока Наталия Владиславовна Суздальцева не попросила стихов, я их почти четверть века не записывал. Так и в могилу собирался сойти. Но раз звезды зажигаются, то ведь это кому-нибудь нужно?

Картины последние лет десяти, когда уже серьезно заболел, все «в стол» писал.

А о «тюнинге» в виде вернисажей и т. д. всегда было неинтересно. Есть работа, а мастерство маячит, но всегда недостижимо. И спасибо добрым людям, поддерживают. Вот и стараешься быть по возможности благодарным.

А я не удержусь и приведу несколько особенно полюбившихся стихов батюшки – из новых:

Шлях

Плакун-трава, да плакучая ива,

Да порыжелая осыпь на шляхе,

Вот и пойми, то ль и впрямь счастливый,

То ли и вправду родился в рубахе.

Путник усталый, но вдохновенный,

Серебристые тучи над речкой,

Тихо бредёт, в диалоге с вселенной

На неказистом, но звучном наречье.

Стелется путь, и полегшие травы,

И рассыпается что-то ночное,

Там и мосточек для переправы,

Или чтоб встать, раствориться в покое,

Надо ж всего – Кант изрёк, он философ:

Совестью слиться со звездностью неба,

Бога познаешь, навек, без вопросов,

К цели пришел, и плутание небыль.

Вроде пришел, но всё только в начале,

Маленькой толикой, крохой светящей,

Окрест открылись зовущие дали,

Новые песни дороги манящей.

Русь

Самодумная, самодурная,

Самочудная, самомудрая,

Самосудная до выспренности,

В неподкупности и в искренности,

И продажная, и отважная,

И какая ещё, да не важно нам.

И словами тебя не вымолвить,

Лишь в молитве сердечной вымолить.

Не получится, что за малость,

Упованье на Божию жалость.

Упованье на Божию милость,

Лишь в любви, только в ней,

справедливость.

Раскол

Посолонь– это значит, по солнцу,

Если соль обуяла и выпала с круга,

И упала осадком до донца,

То раскол разразился и ругань.

Между братьев вражда,

нет помина о братстве,

Что добро, что красно,

в чём спасённых богатство?

И плутают во тьме, и ослепли, слепые,

Век за веком не там ищет правды Россия.

Это совсем из новых. Может быть, из новой будущей книги отца Афанасия…

Батюшка смущенно выкладывает стихи на суд собственной паствы ВКонтакте и просит не стесняться делать замечания.

«Начал что-то вроде поэмы этой осенью:

Ветер

Распростертая гладь в полукружие залива,

Огоньки на мысу и ребристость дорожек…

Словно память о том, о далеком, счастливом…

Этот ветер на берег – соленый до дрожи».

Прекрасная ведь музыка? И я так считаю. Воистину – до дрожи!

И. Крекнина, газета «Городской курьер» № 49(1834) от 9.12.2020

Источник - https://sarovpressa.ru/vremya-i-kultura/igumen-afanasij-smysl-imeet-tolko-sama-rabota/