1 декабря исполняется 45 лет протоиерею Александру Сухоткину. Батюшка 11 лет служил в поселке Сатис Дивеевского района, а с 2007 года служит в Сарове, исполняя различные епархиальные послушания. В настоящее время он является помощником благочинного Саровского округа по культуре. Мы поговорили с отцом Александром о его жизни и священническом служении.

– Батюшка, вы родились недалеко от Сарова, в Починковском районе. Как в то время жили верующие?

– В Починках тогда церковной жизни в ее нынешнем понимании практически никто не вел. В советское время было сделано все возможное, чтобы православной жизни на юге Нижегородской области не было вообще. Последний храм в Починковском районе закрылся в 1930-е годы, когда от старости умер последний священник. Он служил на отшибе в лесу, в д. Березовка, и его никто не трогал. В лучшем случае, если повезет, верующие тогда причащались раз в году.

Меня крестили и причащали в с. Ичалки в Мордовии. Жители нашего района ездили в туда, потому что это ближе Арзамаса, всего 15 км. Но добирались окружным путем, на поездах, потому что дорога была проселочной, и автобусы не ходили. А порой шли пешком, чтобы попасть на Пасхальное богослужение. Паломники ночевали у сельчан или прямо в храме, и наутро причащались. Иногда по двое суток были в храме, лишь бы только причаститься. Этим дорожили.

Крестили меня году на втором. Тогда собрали несколько ребятишек, повезли и сразу всех окрестили. Тогда за возрастом ребенка не следили, и приводили в церковь, когда была такая возможность. Помню свое первое причастие. Большой храм, иконостас, толпу народа. Почему-то вкус и вид своего первого причастия я запомнил на всю жизнь, до сих пор оно стоит перед глазами. Мне было тогда лет 7-8.

– В массе своей сельчане были невоцерковленные?

– Да. Знали только, что есть Бог и Пресвятая Богородица. Могли перекреститься, в лучшем случае прочитать «Отче наш». Я впервые узнал, что бывает утреннее и вечернее молитвенное правило, когда у нас в селе открылась церковь, и я увидел молитвослов. А Библию впервые увидел лет в 14, мне ее даже не дали в руках подержать. Моей первой книжкой, где было написано о Боге, стала антирелигиозная «Забавная Библия для взрослых и детей» француза Лео Таксиля. Бог там нарисован добродушным старичком на облаке и с кружком на голове, похожим на тарелку.

Если в крупных городах можно было хоть что-то узнать, то в селе вообще ничего не было. В Ичалках служил один священник на 500 кв. км, отец Виктор. Рассказывать прихожанам о Боге было запрещено. Помню, как его заставили снять с церкви колокола. Он исполнил предписание, а колокола приладил внизу храма, на простой перекладине. Священнику нужно было как-то ладить с уполномоченным по делам религий, стараться не привлекать к себе внимание. За яркую, демонстративную проповедь могли и посадить. А на приходе всем заправляли старосты-миряне, которые смотрели на батюшку, как на наемного работника.

В то же время было достаточно много людей, которые искренне молились. Они могли знать всего пару молитв, но ночами простаивали на молитве.

– Знали вы людей святой жизни, подвижников?

– Как-то не сложилось. В те годы еще были живы многие известные старцы, но я не стремился непременно к ним попасть. Считал, что к старцам надо идти с каким-то серьезным вопросом, а не из праздного любопытства.

– Как вы решили стать священником?

– В Починках восстанавливали храм Всех Святых, и я с класса восьмого там пономарил вместе с другими ребятами (кстати, вместе с отцом Евгением Утенковым, ныне благочинным Ардатовского округа Выксунской епархии). Потом мы вместе с Евгением поехали поступать в Нижегородскую духовную семинарию. Мне хотелось учиться, а о рукоположении я даже не думал.

В 1998 году я женился на матушке Христине и уехал в гости к ней на родину, в Челябинскую область. Вдруг меня срочно вызвали оттуда на прием к правящему архиерею. Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай посмотрел на меня и сказал: «6 ноября я буду служить в храме в честь иконы Божией Матери "Всех Скорбящих Радость" на ул. Минина. Приходи, будем тебя рукополагать во диакона». Накануне я заболел и лежал с температурой под сорок, тетка колола мне уколы. Не понимаю, как я вообще пришел, читал положенные молитвы, исповедался нынешнему епископу Илии. На служение сорокоуста в Дивеевском монастыре я оправился здоровым. А второй сорокоуст я проходил уже на следующий год в кафедральном Спасском Староярмарочном соборе Нижнего Новгорода и, не пройдя его до конца, был направлен на приход в пос. Сатис. Священников очень не хватало.

– Расскажите о вашем служении в Сатисе и в Сарове.

– Сейчас приходы помолодели, а тогда в основном были бабушки. Кроме того, население поселка сильно поменялось, сейчас это фактически пригород Сарова и, кроме саровчан, стало много приезжих.

Сельский приход это — замкнутая община людей, которые считают церковь своим вторым домом. Там нет возможности для такой широкой проповеди, как в городе. В Сатисе вся жизнь протекала внутри храма, в рамках богослужения. В Дивеевском районе тогда священника даже в школы не пускали, только в последние годы ситуация изменилась.

В деревне жизнь более приземленная. Прихожане могут попросить: «Батюшка, дай какую-нибудь молитву, чтобы зять меньше пил». Для этих же целей берут святую воду. А в городе люди другие, особенно в последнее время стало много читающих. К сожалению, часто читают не то, что надо.

– Сейчас очень много православной литературы, есть из чего выбирать.

– На мой взгляд, не хватает коротких просветительских брошюр, которые бы разъясняли важные моменты церковной жизни, например, последование Божественной литургии. Часто люди не ориентируются в службе и спрашивают, где надо кланяться. Для них самый важный момент службы не Пресуществление Святых Даров, а Херувимская песнь, потому что красиво поют. Люди не знают Евхаристический канон, не догадываются, что они сопричастны принесению Бескровной Жертвы. Что они не просто стоят, и за них батюшка молится, а все вместе — единая Церковь, возглавляемая священником, приносит Бескровные Дары. А батюшка лишь первый из них — тайносовершитель.

Хорошо, что в храме в честь святых Царственных страстотерпцев колокол отбивает начало и конец Евхаристического канона. Когда батюшка выходит читать Евангелие, всем понятно, что происходит, а когда совершается что-то сакральное, втайне, люди думают, что это не про них. Меня это сильно расстраивает… Однажды ко мне подошла девочка-подросток. Она приехала к бабушке из Москвы. Спросила меня: «Батюшка, а можно я буду службу сверять по книжке, чтобы разобраться?» Я так обрадовался: «Конечно, деточка!» Это очень приятно, когда человек следит за службой, молится, сопереживает Божественную литургию, а не просто дремлет или записки подает.

– Отец Александр, вспоминаем, какие замечательные поездки вы организовывали, какие праздники, концерты и спектакли у нас проводились. Неужели все это в прошлом?

– К сожалению, сегодня ничего не разрешают проводить. Хотя у нас были договоренности привезти в Саров интересные творческие коллективы. Пандемия показала, насколько мы несовершенны и к не готовы к испытаниям. Но будем молиться и надеяться на лучшее...

Жизнь священника протекает среди людей, и за эти годы отец Александр многих крестил, исповедовал, помогал советом. Мы, прихожане, очень любим и уважаем батюшку. Желаем ему крепкого здоровья и многая лета!