О том, что значит быть хранителями русских традиций в инокультурном и инославном окружении и при этом стать открытыми ради православной миссии, о том, как Архиепископия православных приходов русской традиции в Западной Европе нашла свою дорогу к Русской Церкви, и какие проблемы и трудности были на этом пути, корреспонденту портала «Приходы» рассказал клирик Александро-Невского собора в Париже протодиакон Александр Кедров.

Первый вопрос связан с русской духовной традицией, которая передавалась в Вашей семье на протяжении нескольких поколений – достаточно вспомнить Вашего отца и Вашего деда, которые были известными церковными композиторами, и Вы сами не только являетесь протодиаконом Александро-Невского собора в Париже, а также возглавляете хор этого храма. Что для Вас означает русская традиция, которая зафиксирована в названии Архиепископии? Это общая культура, этнические связи или что-то еще? В чем особенность того организма, которым является Архиепископия православных приходов русской традиции в Западной Европе?

– Архиепископия, напомню, родилась в рамках первой волны эмиграции (ее еще называли «белой» эмиграцией) в трагический момент истории Русской Церкви и вообще России. Можно сказать, что немалая часть русского общества эмигрировала и собралась в Западной Европе. Очень быстро Франция стала центром той эмиграции, и храм святого князя Александра Невского, который называли тогда храмом Пресвятой Троицы и Александра Невского, при митрополите Евлогии (Георгиевском) стал кафедральным собором. Этот храм играл очень важную роль в истории эмиграции – он стал духовным центром, утешением для народа, который все оставил на Родине и в нищете на чужбине строил новую жизнь.

Несмотря на духовный кризис, существовавший в России до революции (что может во многом объяснить последовавшие затем трагические события), люди, которые не были воцерковленными на Родине, проходя испытания в рассеянии, нашли в Церкви духовное утешение и стали церковными. Многие таланты России – интеллектуалы, деятели искусств – собрались в Париже и начали очень достойную и насыщенную русской культурой жизнь.

Владыка Евлогий также основал Богословский институт на Сергиевском подворье. Там преподавали блестящие богословы и философы, они помогли построить это учебное заведение, которое стало основной школой, дававшей образование священникам и богословам в нашей эмиграции. Эта школа стала знаменитой, Свято-Сергиевский институт позволил не только продолжать церковную жизнь в эмиграции, но и свидетельствовать о Православии перед инославными в Европе – католиками и протестантами. Можно сказать, что Господь попустил тогда эмиграцию, чтобы западный народ узнал о Православии. Кроме того, эмигрантами из России издавались ежедневные газеты, открылась Русская консерватория, среди ее основателей были и мои предки.

Она находится, как я понимаю, почти напротив построенного недавно на другом берегу Сены Русского духовного центра на набережной Бранли?

– Да, она существует и сегодня. Действовали также опера, школа народных танцев, кружок офицеров, кадетов. И, конечно, для молодых русских эмигрантов основали движения студентов, православных витязей, скаутов, которые проводили лагеря, в рамках которых удавалось не только передавать русскую культуру, но также вести духовное, религиозное образование. Летом в таких лагерях собиралось очень много детей.

Рассказывая о тех временах, хотел бы особо остановиться на деятельности моих предков… Как вы знаете, мой дедушка, Николай Николаевич Кедров-отец, как его обычно называют (1871-1940), был композитором. Он руководил знаменитым в те времена вокальным квартетом, который стал первым профессиональным вокальным квартетом в истории России. Певцов дедушка взял из Мариинского театра. Сам он был профессором Императорской консерватории, как и его супруга. Этот квартет вел активную творческую жизнь: они начали гастролировать по Европе в 1908 году, и каждый год вплоть до революции сам Федор Иванович Шаляпин пел с квартетом, сопровождал ансамбль во многих турне: они даже граммофонную пластинку записали вместе. Тогда дедушка развивал особенно светский репертуар – классический и народный. За свою жизнь он собрал много старинных песен из разных областей России, сохранил их и гармонизировал для мужского квартета. Эти старинные напевы, можно сказать, даже в России тогда забыли, потому что было очень сильное западное влияние в стране. Во второй части XIX века было принято государственное решение о возврате к русской идентичности, и мой дед принимал участие в этом деле.

Религиозный репертуар появился у квартета уже после революции, в эмиграции. Дедушка также принял решение свидетельствовать о Православии среди западных людей через духовную музыку. Этот квартет просуществовал до его кончины в 1940 году. Мой папа, который в молодые годы пошел в французскую армию и во время войны провел немало времени в плену в Германии, после освобождения продолжил дело своего отца и снова сформировал квартет, который просуществовал почти до его смерти в 1981 году. Оба они были регентами, дирижерами, певцами, прекрасными композиторами и гармонизаторами, особенно церковных песнопений.

Что же касается вашего вопроса, в чем особенность русской традиции, которая объединяет приходы Архиепископии… Понятно, что идентичность и специфика Архиепископии происходит из России – во-первых, это Православие, во-вторых, русское богословие, которое получило большое развитие в то время, особенно после Московского Собора 1917-1918 гг. Каноническую структуру, жизнь Архиепископии мы наследовали от этого Собора.

Вы упомянули о том, что приходы Архиепископии сами по себе были миссионерской силой в Западной Европе. Действительно, было немало людей, которые приняли Православие благодаря деятельности Архиепископии. И благодаря этим миссионерским усилиям ее приходы пополнили люди, не связанные с русской культурой. С одной стороны, каким образом они воспринимали русскую духовную культуру, и, с другой стороны, не изменило ли это идентичность самой Архиепископии?

– Конечно, сильно изменило. Надо учесть, много десятилетий мы жили, несмотря на сохранение нами русской культуры, без связи с Родиной. Постепенно мы поняли, что наша задача – не ожидать возвращения на Родину, как наши отцы раньше думали. Тогда в эмиграции говорили, что все «жили на чемоданах» до Второй мировой войны, потом из-за действий Сталина и утверждения коммунизма на Родине, из-за гонений на Церковь мы поняли, что надо по-другому жить, а не уповать на лучшие времена. И Архиепископия открылась к миссионерскому деланию.

Что это значит? Распевы церковные сохранились, богословие, структура богослужения сохранились, при этом очень быстро распространилось совершение богослужений на французском языке. Мы переводили на французский язык церковные тексты и гимнографию. За пределами Парижа, в провинции большая часть приходов служит сейчас на французском языке. И надо отметить, что большая часть нашего духовенства – не русские. Возможно, это в какой-то степени грустно для тех, кто имеет русское происхождение, с другой стороны вызывает радость, что мы видим плоды наших миссионерских трудов. И эти нерусские люди любят русскую культуру, русских святых, в русской манере славят Бога через богослужение.

Поставленная перед нами задача была очень сложной. Не только мы, которые имели через семью понятие о русскости, но и люди другой культуры, которые в те тяжелые времена сами не могли познакомиться с русской традицией в России, смогли найти ее у нас. И даже язык изменился, а традиция осталась.

Конечно, есть нюансы на данный момент, над которыми надо работать. Нужно сказать, были разные идеологические линии и внутри нашей Архиепископии, особенно так называемая либеральная линия, представители которой были немного соблазнены католическими, протестантскими реформами, либеральной манерой церковной жизни и стремились отойти от русского традиционного восприятия Православия. Я, например, всегда был против этого. И не только я, но и другие. Слава Богу, и на Сергиевском подворье (Свято-Сергиевском институте – прим. ред.), и в нашем соборе традиционная манера служить и жить в Православии осталась. Но это либеральное движение было сильным.

Эта либеральная линия очень антирусская. И несмотря на радость, которая сопровождает наше возвращение в Русскую Православную Церковь сегодня, вы, наверное, знаете, что примерно треть духовенства и прихожан не захотели этого воссоединения. Они не только выступили против, но и, можно сказать, объявляют войну против нас. Сейчас нас ждут очень сложные времена...

В этот очень тяжелый для нас момент промыслительно, что не русский, а французский [по происхождению] архиерей заявил, что воля Божия сегодня – примириться и воссоединиться с Русской Православной Церковью. Он постоянно цитирует слова митрополита Евлогия, основателя нашей епархии, писавшего о том, что придет время, и мы вернемся, что несмотря на административные разделения, на расстояния, мы всегда члены Русской Православной Церкви, и нынешние обстоятельства – это временно. И владыка постоянно это повторяет, чтобы объяснить нашей пастве, что данное время пришло.

И правда, действия Вселенского Патриархата не только в православном мире (вы понимаете, о чем я говорю), но и по отношению к нашей Архиепископии нам дали понять без каких-либо сомнений, что дальнейшее сохранение сложившейся ситуации невозможно. Русская Церковь раскрыла нам свои объятья, и мы поняли, что там нас ждет будущее, там наша судьба.

Хотела бы вернуться к словам, которые Вы произнесли около полутора лет назад. Когда я Вас спросила, возможно ли в неопределенном будущем возвращение Архиепископии приходов русской традиции в Русскую Православную Церковь, Вы ответили, что хотелось бы, но неизвестно, когда и как такое могло бы произойти. Действительно, тогда трудно было представить подобное развитие событий, которое для многих стало полной неожиданностью. Как восприняли прихожане, клирики это решение?

– Процесс, который привел к нынешним событиям, начался около года назад. Все мы были в шоке от решения, которое принял Константинопольский Патриархат (27 ноября 2018 года Константинополь принял решение об упразднении Архиепископии, а ее приходам и иным структурам было предписано войти в состав европейских митрополий Константинопольского Патриархата – прим. ред.). В тот момент идея о принятом теперь решении противоречила чувствам многих наших людей, и наш мудрый владыка Иоанн рассмотрел все варианты. Например, говорилось о Зарубежной Церкви, Румынский Патриархат предложил нам кое-что, другие хотели присоединиться к автокефальной Православной Церкви в Америке, которой Московский Патриархат дал автокефалию в 1970 году. Но все двери закрылись, потому что никто не был способен и не хотел принимать Архиепископию в качестве некой достаточно автономной структуры, которая хочет продолжать свою жизнь в таком виде.

Не скрою, что вскоре после того решения Константинополя мы начали наводить контакты с русской иерархией в Париже. Могу открыть, что я был среди первых, кто это делал. Больше того, я был первым (улыбается) – все знали мои стремления и любовь к Русской Церкви.

Вот так постепенно все и происходило. Мы шли к этому решению. Никто не думал тогда, что владыка Иоанн может сделать такой серьезный и смелый шаг. Во-первых, он искренне служил 40 лет во Вселенском Патриархате, во-вторых, он человек по складу своему скромный, вовсе не авантюрист. Он знал о противоречиях по этому вопросу среди наших людей, но эволюция ситуации показывала не только то, что присоединение к Русской Церкви – это единственный возможный выход, но что Русская Церковь обещала продлить автономию нашей жизни – с нашими традициями, с манерой жить, с уставами, которые мы имели до сих пор. Она обещала принять нас такими, какие мы есть. И негативные поступки Константинопольского Патриархата против нас постепенно стали отвращать людей от Константинополя. Многие задумались: а почему у нас такие негативные мысли против Русской Церкви? И мы видели в среде наших прихожан, в том числе представителей старой русской эмиграции, как те, которые, скорее всего, были против, постепенно стали менять мнение. Звучали выступления и в газете, и на радио – говорилось, что мы видим: это единственный выход для нашей Архиепископии.

А незадолго до 7 сентября, на которое у нас была намечена Генеральная ассамблея Архиепископии, константинопольский Священный Синод отрешил владыку Иоанна от его обязанностей и дал, чего мы уж совсем не ожидали, отпускную грамоту идти куда он хочет (вопреки установленному порядку грамота была дана Константинополем без соответствующей просьбы со стороны архиепископа Иоанна – прим. ред.). Для него это был удар, но в то же время владыка увидел, что дорога открыта и он сможет перейти в Русскую Церковь, не преступая священные каноны, совершенно легально и легитимно. Через несколько дней после этого он обратился к Патриарху Кириллу, и от Русской Православной Церкви был получен положительный ответ. В тот момент мы поняли, что таково промышление Божие.

Вы приехали сюда с хором Александро-Невского собора. Где вы будете петь?

– У нас в коллективе пятнадцать хористов, и 4 ноября, в праздник Казанской иконы Божией Матери, мы вместе с хором из Смоленска будем иметь честь принимать участие в Божественной литургии в Успенском соборе Кремля.

А прозвучит ли за богослужением что-то из произведений Ваших отца или деда?

– Да, на втором антифоне прозвучит музыка композитора Николая Кедрова-отца.