«Вам обязательно надо с ним познакомиться: капитан первого ранга в отставке, командир атомного крейсера, окормляет военнослужащих Беломорской военно-морской базы». Об иеромонахе Вениамине (Ковтуне) я услышала от директора Темниковского центра имени Федора Ушакова Ольги Змерлой 5 августа, в день празднования памяти покровителя русского флота, святого праведного Феодора Ушакова в Санаксарском монастыре Мордовии. И сразу вспомнился этот кареглазый, с поседевшей бородой, бодрый, с военной выправкой священник. Рассказ о нем, проделавшем длинный путь от командира подлодки до иеромонаха, мне посчастливилось выслушать из первых уст.

На праздник в родную обитель отец Вениамин приехал из Северодвинска, где по благословению наместника он продолжает ходить в море. Только уже в звании войскового священника.

— Сейчас как раз адмиральский час, весь флот отдыхает, у нас есть время пообщаться, — сказал с улыбкой батюшка, приглашая на скамейку недалеко от монастырских врат.

До монашеского пострига отца Вениамина звали Владимиром. Стать священником, тем более монахом, он никогда не стремился, да и представить не мог, учитывая атеистическое воспитание в идеологически образцовой семье. Мама, завуч школы, как все в ее статусе, отвечала за безбожную пропаганду среди школьников. Папа — партийный секретарь, бабушка с дедушкой — последовательные коммунисты. Он рос на Урале в закрытом городке Челябинске‑70, ныне Снежинске, где, разумеется, не было ни одного храма, учитывая его секретный статус.

По новому курсу

Все стало меняться, когда однажды Владимир, будучи уже семейным человеком, увидел на груди жены крест. «Ты что меня позоришь? Ну-ка, сейчас же снимай», — возмутился он.

— Мы в Санкт-Петербурге как раз подвод­ную лодку принимали. Я перспективный офицер, старший лейтенант, уже командир батальона по-сухопутному, а жена — темный, отсталый человек… Именно такие ассоциации с верой были у всех советских людей, — вспоминает священник.

Наступил 1991 год, переломный в судьбе нашего Отечества. Эту эпоху чуть позже справедливо назвали вторым Крещением Руси — миллионы людей тогда крестились. В том числе и Владимир, командир атомного военного корабля.

— Изменение в сознании стало возможным молитвами предков, мучеников, пострадавших за веру, — объясняет он ту внезапную перемену в сердце. — Нашему народу, как иудеям, был попущен 70‑летний плен, пребывание в узах большевистской христоненавистнической власти. Ближе к девяностым у меня, как и у многих современников, уже не было полной убежденности в правоте дела, которое вершила политическая верхушка.

Новопросвещенному супругу обрадованная жена рассказала, что их дети уже крещены втайне от него, и что в Церкви, как и в армии, тоже есть Устав, который требуется неукоснительно выполнять: читать молитвенное правило, посещать богослужения, исповедоваться и причащаться. Дисциплинированный военно­служащий Морского флота, Владимир воспринял это как приказ к исполнению.

На следующее утро после крещения он отбывал в город Полярный, где базировалась первая флотилия атомных подвод­ных лодок. Снаряжая супруга в командировку, жена дала ему молитвослов, Евангелие, Апостол, наказав читать по одной главе каждый день.

— Я стал читать. Лет десять неукоснительно выполнял это правило, хотя, признаться, непросто было. Но мирские книжки мне вдруг стали неинтересны. Я стал запоем читать духовные сочинения. Мне привозили по целой коробке книг: святых отцов древней Церкви, сочинения Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, митрополита Иоанна (Снычева), других духовных авторов… Мой корабль на тот момент был в ремонте, а я предоставлен себе.

Время перемен

Непростой образ жизни моряка оставался прежним. Шестнадцатичасовой рабочий день, в «выходные» — перешвартовка, погрузка оружия, продуктов. При этом никто не отменял боевые выходы в море по три месяца и задачи подводников: длительное отслеживание, обнаружение противника в акваториях Средиземного моря, Атлантического и Северно-Ледовитого океанов. Все как прежде. Но не совсем. Теперь все освещала вера, рожденная «от воды и духа», укрепляемая день ото дня молитвой и живым примером подвижников Церкви.

— В казарме экипажа у нас была комната психологической разгрузки, и мне пришло на ум устроить в ней молельную комнату, — вспоминает отец Вениамин.

Это была самая чистая и ухоженная комната, несмотря на то, что в армии уже было трудно с финансами. Я повесил икону Николая Угодника, а 19 декабря объявил выходным. В этот день я поднимал флаги расцвечивания, поздравлял личный состав с праздником нашего небесного покровителя. Всем нравилось, правда, начальник политотдела стучал каблуками, пытался меня построить.

Первая встреча

Почти всю свою военную службу Владимир провел на Северном флоте, в 33‑й дивизии первой флотилии подвод­ных лодок. Только за пять лет до отставки, в 1997 году, капитана первого ранга перевели в Главный штаб Военно-морского флота — в организационно-мобилизацион­ное управление. Пока служил в Москве, посещал святыни в окрестностях: монастырь преподобного Саввы Сторожевского, Троице-Сергиеву лавру, Боровский, Боголюбский монастыри. В Сергиевой лавре познакомился с архимандритом Германом, чуть раньше, в Боголюбове (Владимирская область), — с архимандритом Петром (Кучером).

— Отец Петр сам заканчивал войну капитаном, сейчас ему более 90 лет. Он дал мне молитвенное правило, добавив к прежнему две кафизмы. В итоге я молился два часа утром, два часа вечером, — рассказывает батюшка. — Для меня слово «устав» — святое, это закон. Я требовал исполнения устава в миру от всех своих подчиненных, и сам был его честным исполнителем.

Пока заканчивал службу в Москве, поступил на курсы в Центр духовного образования военнослужащих при Православном Свято-Тихоновском гуманитарном институте. Окончив их, продолжил учебу в самом институте: хотелось систематизировать знания, полученные из множества духовных книг. И снова много читал, изучал, общался с авторитетными священниками… Однако в семье растущее рвение к духовной жизни было принято неоднозначно.

— С семьей мне пришлось расстаться, — говорит батюшка, — хотя супруга была очень достойная, верующая, мы 18 лет жили с ней душа в душу. Видимо, Богу так было угодно.

Знакомые предлагали заняться бизнесом. Но работать на еду, без идеи, было не интересно. Один год он проработал по благословению отца Германа (Чеснокова) старостой храма Вознесения Господня в Сергиевом Посаде рядом с лаврой. Наконец ему предложили место в Синодальном отделе по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами Московского Патриархата. Капитан первого ранга Ковтун был заместителем заведующего сектором ВМФ под руководством отца Димитрия Смирнова.

— Мне было поручено работать над темой восстановления института военного духовенства — капелланов, — рассказывает батюшка. — В оперативном управлении Главного штаба ВМФ я взял данные о всех походах корабельных групп, которые планировались в том году, куда заходят отряды боевых кораблей. Эти данные я показал отцу Димитрию, отметив: было бы неплохо, чтобы в каждом отряде боевых кораблей был священник. Он распределил по кораблям священников. Все отряды боевых кораблей окормлялись, в таком масштабе пастырская работа с личным составом на подводном флоте до этого не проводилась.

К адмиралу

Однажды, еще на Северном флоте, капитану первого ранга Ковтуну попалась газета «Русь державная» с заметкой о могиле адмирала Ушакова. Владимир узнал, что прах великого адмирала находится недалеко от Москвы, рядом с Арзамасом‑16.

Вспомнив после перевода в Москву, что где-то недалеко Федор Ушаков, отправился к нему на поклон. Это было зимой, на Крещение. С пересадками, на автобусах капитан первого ранга добрался до Санаксар. Посетил могилу адмирала, побывал на службе. А затем, перед отъездом, вместе с земляками из Челябинска решил взять благословение схиигумена Иеронима (Верендякина).

— В его келью я вошел в форме капитана первого ранга. «Батюшка, благословите на дорогу, — говорю, — еду на Крещение в Дивеево». «Зачем? У нас здесь своя иордань. Вы куда-то торопитесь? (А мне дали более 20 суток отпуска). Ты с нами остаешься». К моему удивлению, поселили меня в монашеской келье, а не в гостинице. Представьте, какой духовный подъем я испытал! Я позже понял, что Господь наполнял меня благодатью, насколько я мог вместить. Искупался я в иордани, помолился, на следующее утро встаю: один акафист прочитал, хочется еще один прочитать, вдруг стук в дверь — стоят отец Иероним и отец Амвросий, его келейник. «Ну, пошли на иордань!» — «Так купались же вчера?» — недоумеваю. — «Мы три дня купаемся». Подумалось: я же не морж. Куда деваться? Вспомнил, как приходилось по четыре часа стоять на вахте, когда водой заливало. Вот такое я укрепление получил у Федора Федоровича. С тех пор я стал приезжать в Санаксары часто, по праздникам — обязательно.

Другой путь

И на постриг капитана первого ранга благословил тоже отец Иероним. «Батюшка, я не готов», — сказал офицер в один из первых приездов к иеромонаху. «Ничего, будешь готов, будешь готов», — уверил тот. В монастырь Владимир ушел только спустя семь лет. За послушание.

Чтобы испытать себя, Владимир год жил под Дивеевом в купленном домике. А в 2006 году, 15 октября, на Федора Федоровича, приехал в монастырь, насовсем. Наместник обители архимандрит Варнава с постригом не торопился. Сначала Владимира рукоположили во диакона, затем — в иерея. Пришло время и для пострига.

— И в какой день он был назначен?! 19 марта, в день подводника. Наместник, назначая эту дату, сам не знал об этом удивительном, промыслительном совпадении.

Снова в море

С мая 2012 года иеромонах Вениамин окормляет экипажи бригады Беломорской военно-морской базы. Там он оказался после встречи (спустя 20 лет) со своим сослуживцем — контр-адмиралом Сергеем Куровым, который приехал в Санаксары. Товарищ сообщил, что в Северодвинске, в бригаде строящихся и ремонтирующихся подводных лодок, появилась должность священника.

— Я понял: за мной приехали, ко мне постучались. Господь снова ведет на море. Наместник благословил. Наша бригада — самая большая в Морском флоте России, 18 войсковых частей! Она испытывает новейшие образцы атомных подводных лодок, — продолжает батюшка. — По своему опыту скажу, что их испытывают в таких экстремальных режимах, каких не видели даже прошедшие боевую службу. Где такое бывало, чтобы мы целые сутки летали под водой на стопроцентной мощности реактора? Два-три часа, может быть, у кого-то и бывало во время слежения за противником или во время аварийной ситуации. Но чтобы творить такое тут, в Белом море, где сто метров под килем, сто метров над рубкой — вот тебе и весь горизонт, да еще и 30 узлов… Командование понимает важность того, что в таких условиях нельзя без помощи Божией. Перед выходом в море и после испытаний обязательно проводятся молебны.

Скоро, по словам собеседника, его пышную бороду с боков укоротят. Он проходит с офицерами водолазную подготовку, ныряет в снаряжении, по здоровью имеет допуск к плавсоставу. Крестил и на воде, и под водой. Снова капитан Ковтун в море, только как монах и священник.

Марина Дружкова, «Ведомости Нижегородской митрополии» 17 (173)