20 марта 2015 года
Не перестаешь удивляться, сколько вокруг талантливых людей. Многие пишут стихи. Относятся к этому со смирением: «Понимаешь, откуда-то пришли стихи. Может быть, пригодятся?» Автор этих, нигде не опубликованных строк, прихожанка Саровского монастыря, пожелала остаться неизвестной. Ее стихи по-русски певучие. Они отражают живой духовный опыт, пробуждают покаянное чувство.
Опять нашла на душу ночь,
И ослабело тело.
И некому беде помочь,
И никому нет дела.
С родного дома мне уйти
Отца я попросила.
Кричала втайне: «Не пусти!»
Согласье получила...
Куда пойдешь теперь, душа?
Куда погонит тело?
Ни в чем уж ей отрады нет,
И никому нет дела.
С сердечной раной, в темноте,
Блуждаю опустело
В надежде, что увижу свет,
Но никому нет дела.
Надежда тает, как свеча,
Ночь наступает смело.
Я под секирой палача,
Но никому нет дела.
Дорога к храму привела.
Вхожу, как вновь, несмело.
Здесь каждый со своей нуждой,
Им до меня нет дела.
Под древним образом стою,
Где риза потемнела:
«Неутолимая печаль»
В глаза мои глядела...
Сказать ни слова не смогла —
Внутри окаменело.
Я боль свою Ей принесла,
Ведь никому нет дела.
И долго тихою слезой
Пустыню орошала.
И так же тихо ей во мне
Мать Божия внимала.
Пустыня — нет, не зацвела,
Но землю напитало,
И на обратном мне пути
Немного полегчало...
Чуть побледнела ночи тьма,
И распрямилось тело.
Мать Божия все приняла.
Ей до всего есть дело.
Я помяну тебя тихонько, без людей,
За Трапезой Святой подам прошенье.
И в бесконечном ожидании твоем
Отрадное наступит утешенье...
Явилась ты из Вечности, во сне,
Предупрежденьем о грозе конечной.
Благодарю за милости ко мне
Спасающего от погибели беспечной.
Возникла ты у длинного стола
В пальтишке старом и своем берете,
И с неземною бледностью лица,
Каких не встретишь здесь, в подлунном свете.
В порыве радости я кинулась к тебе,
Спешила, торопясь в границах сна.
Я, помню, страшное спросила, о «черве»,
Но ты стояла безучастно холодна.
Был словно подневольным твой приход.
Безрадостный, отсутствующий взгляд.
Досадливо кривился белый рот.
Боялась, не ответишь и уйдешь назад.
Была чужой ты, не подругой мне.
В последней степени телесной утомленья.
Ответила, что о вопросах тех
Я очень малое имею представленье.
— Ну, как ты там? — спросила я опять.
Она, как поневоле, отвечала:
— Уж очень муки здесь ужасные у нас!
Ответила и снова замолчала.
Не зная, что сказать и чем помочь,
И я молчу в глубоком сожаленьи...
В ответ на мой не заданный вопрос,
Ты вдруг сказала в явном оживленьи:
— Бывает и у нас, живущих здесь, отрада,
Когда нас окропляют всех «росой».
Проговорила то, что было надо,
И отстранилась. Кончился сон мой.
За днем уходит день. Пришло мне время
Акафист по усопшим почитать.
Там встретила слова о «росном прохлажденьи».
И вспомнила подругу и свой сон опять.
Он стал вдруг прост и так понятен.
Он — как призывный колокольный звон:
Я все грешу, и грех мне здесь приятен.
Она уж там, где исполняется закон...
Я помяну тебя тихонько, без людей,
За Трапезой Святой подам прошенье.
И в бесконечном ожидании твоем
Отрадное наступит утешенье.
Черна, как могила, одежда,
Опущена вниз голова.
Во взоре ни тени смятенья,
Походка неслышно тиха.
В глазах глубина и смиренье,
По-детски невинны уста.
И трепет благоговенья
При виде невесты Христа.
Всевышнего дланью хранима,
По жизни идет, не спеша,
К небесным чертогам стремится
Ее неземная душа.
Хрустального бисера слезы —
Предивное чудо Творца,
Прекрасней, чем алые розы,
Сияют в сплетеньях венца.
И вот уж не черное платье —
В порфиру облечена,
Сияньем лучей благодатных
Любовию озарена.
Сонм ангелов легких, крылатых,
Дорожкой сверкающих звезд
Под сладкоголосое пенье
Невесту Христову унес...
Но тает внезапно виденье,
И черное платье опять,
И долго, в невольном смущеньи,
Не ляжет монахиня спать...
Тиха и полна умиленья,
Чуть слышно молитву шепча,
Пред Богом встает на колени.
Горит восковая свеча...
«Без тебе не можем
Творити ничесоже»
Подай мне Мужество —
Любить.
Подай мне Разум —
Ненавидеть.
Созижди сердце, чтобы
Жить.
И очи сердца, чтобы
Видеть.
Открой сосуд души
Пустой.
Вложи в него Дары
Нетленья.
Отверзи мой язык
Немой
И дай мне глас
Благодаренья.
Когда сердце скорбию скоблится,
Душа Богу усерднее молится,
Истекает слезами жгучими,
От грехов и напастей мучима.
Тело падает вниз, на колени,
И склоняется в пол глава.
И останется жить лишь прошенье;
Плоть бесчувственна, будто мертва.
Если к воплям прибавить сознание,
Что той муки сама ты вина,
Вдруг исчезнет к предметам внимание,
И пред взором Творца ты одна...
И теперь уж себя не жалеешь,
Только молишь прощенья грехам.
И стыдишься, и будто немеешь.
Теплы струи текут по щекам...
Долго ль, коротко ль — время не меришь,
Станет мокрой одежда и пол.
Только молишь и Господу веришь,
Что тебя Он, как прежде, обрел.
Утвердится, воспрянет умишко,
Струны сердца спокойно вздохнут,
И не будет унынья излишка,
И все чувства опять оживут...
Когда сердце скорбию скоблится,
Душа Богу усерднее молится,
Истекает слезами жгучими,
От грехов и напастей мучима.
Живое слово
«Когда сердце скорбию скоблится»
Не перестаешь удивляться, сколько вокруг талантливых людей. Многие пишут стихи. Относятся к этому со смирением: «Понимаешь, откуда-то пришли стихи. Может быть, пригодятся?» Автор этих, нигде не опубликованных строк, прихожанка Саровского монастыря, пожелала остаться неизвестной. Ее стихи по-русски певучие. Они отражают живой духовный опыт, пробуждают покаянное чувство.
Ночь
Опять нашла на душу ночь,
И ослабело тело.
И некому беде помочь,
И никому нет дела.
С родного дома мне уйти
Отца я попросила.
Кричала втайне: «Не пусти!»
Согласье получила...
Куда пойдешь теперь, душа?
Куда погонит тело?
Ни в чем уж ей отрады нет,
И никому нет дела.
С сердечной раной, в темноте,
Блуждаю опустело
В надежде, что увижу свет,
Но никому нет дела.
Надежда тает, как свеча,
Ночь наступает смело.
Я под секирой палача,
Но никому нет дела.
Дорога к храму привела.
Вхожу, как вновь, несмело.
Здесь каждый со своей нуждой,
Им до меня нет дела.
Под древним образом стою,
Где риза потемнела:
«Неутолимая печаль»
В глаза мои глядела...
Сказать ни слова не смогла —
Внутри окаменело.
Я боль свою Ей принесла,
Ведь никому нет дела.
И долго тихою слезой
Пустыню орошала.
И так же тихо ей во мне
Мать Божия внимала.
Пустыня — нет, не зацвела,
Но землю напитало,
И на обратном мне пути
Немного полегчало...
Чуть побледнела ночи тьма,
И распрямилось тело.
Мать Божия все приняла.
Ей до всего есть дело.
Памяти подруги
Я помяну тебя тихонько, без людей,
За Трапезой Святой подам прошенье.
И в бесконечном ожидании твоем
Отрадное наступит утешенье...
Явилась ты из Вечности, во сне,
Предупрежденьем о грозе конечной.
Благодарю за милости ко мне
Спасающего от погибели беспечной.
Возникла ты у длинного стола
В пальтишке старом и своем берете,
И с неземною бледностью лица,
Каких не встретишь здесь, в подлунном свете.
В порыве радости я кинулась к тебе,
Спешила, торопясь в границах сна.
Я, помню, страшное спросила, о «черве»,
Но ты стояла безучастно холодна.
Был словно подневольным твой приход.
Безрадостный, отсутствующий взгляд.
Досадливо кривился белый рот.
Боялась, не ответишь и уйдешь назад.
Была чужой ты, не подругой мне.
В последней степени телесной утомленья.
Ответила, что о вопросах тех
Я очень малое имею представленье.
— Ну, как ты там? — спросила я опять.
Она, как поневоле, отвечала:
— Уж очень муки здесь ужасные у нас!
Ответила и снова замолчала.
Не зная, что сказать и чем помочь,
И я молчу в глубоком сожаленьи...
В ответ на мой не заданный вопрос,
Ты вдруг сказала в явном оживленьи:
— Бывает и у нас, живущих здесь, отрада,
Когда нас окропляют всех «росой».
Проговорила то, что было надо,
И отстранилась. Кончился сон мой.
За днем уходит день. Пришло мне время
Акафист по усопшим почитать.
Там встретила слова о «росном прохлажденьи».
И вспомнила подругу и свой сон опять.
Он стал вдруг прост и так понятен.
Он — как призывный колокольный звон:
Я все грешу, и грех мне здесь приятен.
Она уж там, где исполняется закон...
Я помяну тебя тихонько, без людей,
За Трапезой Святой подам прошенье.
И в бесконечном ожидании твоем
Отрадное наступит утешенье.
Свечечка
Черна, как могила, одежда,
Опущена вниз голова.
Во взоре ни тени смятенья,
Походка неслышно тиха.
В глазах глубина и смиренье,
По-детски невинны уста.
И трепет благоговенья
При виде невесты Христа.
Всевышнего дланью хранима,
По жизни идет, не спеша,
К небесным чертогам стремится
Ее неземная душа.
Хрустального бисера слезы —
Предивное чудо Творца,
Прекрасней, чем алые розы,
Сияют в сплетеньях венца.
И вот уж не черное платье —
В порфиру облечена,
Сияньем лучей благодатных
Любовию озарена.
Сонм ангелов легких, крылатых,
Дорожкой сверкающих звезд
Под сладкоголосое пенье
Невесту Христову унес...
Но тает внезапно виденье,
И черное платье опять,
И долго, в невольном смущеньи,
Не ляжет монахиня спать...
Тиха и полна умиленья,
Чуть слышно молитву шепча,
Пред Богом встает на колени.
Горит восковая свеча...
Господи мой, Господи!
«Без тебе не можем
Творити ничесоже»
Подай мне Мужество —
Любить.
Подай мне Разум —
Ненавидеть.
Созижди сердце, чтобы
Жить.
И очи сердца, чтобы
Видеть.
Открой сосуд души
Пустой.
Вложи в него Дары
Нетленья.
Отверзи мой язык
Немой
И дай мне глас
Благодаренья.
Сокрушение
Когда сердце скорбию скоблится,
Душа Богу усерднее молится,
Истекает слезами жгучими,
От грехов и напастей мучима.
Тело падает вниз, на колени,
И склоняется в пол глава.
И останется жить лишь прошенье;
Плоть бесчувственна, будто мертва.
Если к воплям прибавить сознание,
Что той муки сама ты вина,
Вдруг исчезнет к предметам внимание,
И пред взором Творца ты одна...
И теперь уж себя не жалеешь,
Только молишь прощенья грехам.
И стыдишься, и будто немеешь.
Теплы струи текут по щекам...
Долго ль, коротко ль — время не меришь,
Станет мокрой одежда и пол.
Только молишь и Господу веришь,
Что тебя Он, как прежде, обрел.
Утвердится, воспрянет умишко,
Струны сердца спокойно вздохнут,
И не будет унынья излишка,
И все чувства опять оживут...
Когда сердце скорбию скоблится,
Душа Богу усерднее молится,
Истекает слезами жгучими,
От грехов и напастей мучима.
Материалы подготовила М. Курякина
Твитнуть | Нравится | 0 |
При использовании любых материалов ссылка (гиперссылка) на сайт Православный Саров обязательна