Зовут святые места верующего человека, притягивают. Сколько паломников помнят наши крестные ходы на праздник преподобного Серафима! Стоят они стайкой на цыгановском повороте. Ждут. Увидят наши хоругви – радуются. Так хочется прибиться к церковному шествию из Сарова в Дивеево! Крестный ход – не затушенная свеча прошлого. Натёртые ноги да обгоревшие лица забудутся. Искра радости в сердце останется. Главное, не потушить её, не задуть будничным ветерком. Пойдём все вместе. Присядем на привале. Познакомимся. Вот Елена Трунова из Москвы. Она работала медсестрой в отделении реанимации Первой градской больницы. Что привело Лену и её коллег к вере? Открыта душа паломницы. Послушаем её рассказ...

Его привезли в отделение поздно вечером. Незадолго до этого в его квартиру ворвались бандиты. Вымогали деньги. Домашних дома не было: жена с ребёнком на руках вышла к соседке. Она и вызвала «скорую помощь», когда вернулась... Врач-реаниматолог Сергей Борисович Сухов отдавал команды, медсестра Лена быстро ставила капельницы, катетер.

Шли «лихие девяностые». Отделение реанимации Первой градской нередко принимало с огнестрельными и ножевыми ранениями. Привозили то агрессивного рецидивиста в наколках, то тихую бабушку, у которой силой отобрали пенсию… А тут случай особый. Переломаны руки, ноги. Череп расколот на мелкие сегменты. Распухшее лицо, глаза-щёлочки - вылитый представитель жёлтой расы. На ходу чуть заспорили – китаец или японец. Так и привязалось к нему: «китаец». Потом заглянули в карту: фамилия у «китайца» оказалась вполне русская, да и имя тоже - Николай.

Врач Сухов кидался к каждому больному, как к своему ребёнку. Будто бы шла война, и он бросался на амбразуру. Собственно, это и была война – битва за выживание. В отделении, шутя, сравнивали его с героем фильма «Белое солнце пустыни», тоже Суховым: оба на войне, на передовой, там, где «знойно», оба с горсткой женщин. Только помощницы Сухова-врача были в белых халатах, а внешне он вполне оправдывал свою фамилию: был худым.

Лене долго пришлось выковыривать волоски и грязь из ран на голове больного. Опыт подсказывал: такие не выживают. Молодой - а не жилец. Всю ночь Лена не отходила от него. Волновался и врач: «Ну, как? Давление держит?» Давление больной держал. Лена стала менять забрызганный халат, даже её нательный крестик оказался в крови. Мелькнула мысль: «И Он – с нами». Под утро Сухов сказал: «Первый раз такое вижу! Его, наверно, кто-то очень сильно любит и не отпускает!»

А вскоре пришла пожилая женщина. Первой электричкой вернулась она из Лавры, просила разрешения посетить сына. Это была мать Николая. Лена вежливо ответила, как полагается: в реанимационное отделение родственников не пускают, однако пошла к Сухову. Объяснила: мать приехала из Лавры, всю ночь простояла, молилась у преподобного Сергия. Сухов, который слыл «махровым атеистом», опустил голову: «Лен, стульчик ей принеси».

Мать присела. Сын лежал без сознания. Сквозь бинты сочилась кровь. Трубки, капельницы... О том, что это её сынок, говорили лишь кисти рук – они одни были не забинтованы. Мать стала тихо гладить сына по руке. Нет, она не плакала, не утешала, не успокаивала – нет. Она просила, внушала! «Коля, мы все тебя очень любим. И я, и Танечка, и Серёжа… Мы молимся о тебе. Мы постараемся. Помоги и ты нам. Нам без тебя будет очень плохо – ты должен выжить. Мы не сможем без тебя. Ты должен остаться. Ты должен жить!» Её голос понемногу окреп, и было в нём что-то ещё очень важное - то, чего не облекают в слова. И тут произошло невероятное: в ответ из глаз Николая на бинты выкатились кровавые слезы…

Шло время. После того, как в отделение за ночь поступило восемь тяжёлобольных, Лена не выдержала. Стучало сердце, било в висках: «Вот оно - белое солнце пустыни. Всё сожжено. Выжженная долина, юдоль земная. Долина слёз…» Долину скорби не минует никто из живущих на земле. Но где взять силы бродить по ней каждый день? Отёкшие за смену ноги сами привели Лену в ординаторскую. Она молча положила на стол заявление об увольнении. «Ленка! - закричал Сухов. – Ты с ума сошла! Ты не должна уходить. Пойми: ты нужна здесь. Ты – наша!» - «Сухов, твоя жена где работает? – остановила его Лена, прекрасно зная, где работает жена Сухова и то, что у них трое детей. – «В поликлинике», - опустив голову, ответил Сухов. – «Вот и я хочу нормальной работы, а в выходные - всегда выходной, у меня сын растёт!» Заявление положили в стол. Лену отправили в отпуск.

Целый месяц отделение реанимации выхаживало «китайца». Когда его переводили в обычную палату, Сухов произнёс: «Вот и не поверь после этого в Бога!» Лена продолжала шефствовать над Николаем, беспокоясь, что молодые сестрички не имеют навыков по уходу за таким больным. Однажды ей позвонили: «Лена! Иди, посмотри на своего «китайца». Он сидит!» Лена вошла в палату. Николай, одетый в трусы и майку, сидел на кровати, свесив ноги. Бросилась к нему: «Николай, как Вы? Вы уже сидите?» - «А..а, наверно, Вы из реанимации. Простите, я ничего не помню... Спасибо Вам», - Николай отвечал медленно, с расстановкой. Его лицо было вполне «славянской национальности». Взгляд заторможенный. Он улыбался.

Прошло время. Когда сообщили о том, что Николая выписывают, Лена побежала делиться новостью с Суховым. Врача нигде не было. «Где Сухов?» - спрашивала всех Лена. - «Посмотри в ординаторской. Спит он», - ответила пожилая нянечка. – «Нет его там! Кровать пустая». - «А ты хорошенько посмотри. Там он. Умаялся за смену. Смотри под подушкой!» Лена вернулась в ординаторскую, подошла к пустой кровати, подняла подушку, и… Под подушкой была голова Сухова. Его худое тело незаметно скрывало одеяло. Спал он крепко, как спят младенцы, и Лена не стала его будить.

А Николая встречали родные – жена и мать. Мама, которая в первый раз показалась Лене старушкой, оказалась бодрой женщиной лет 50-ти. Николай уходил домой своими ногами!

P. S. Имена героев рассказа подлинные. Можно помянуть их в своих молитвах. И врача раба Божия Сергия – тоже, он крестился в 1990-х годах. Многим, многим он и его помощники спасли жизнь.