История Иверской иконы Пресвятой Богородицы, находящейся в храме Трех Святителей в Париже, рассказанная нашим земляком, священником Николаем Никишиным, директором Паломнического центра Корсунской епархии, живущим в Париже с 1977 года...

Трехсвятительское подворье в Париже было основано свт. Вениамином (Федченковым) в 1931 году и являлось главным храмом Русской Православной Церкви в Франции, а с 1960 до 2016 года, когда был освящен новый Троицкий собор, кафедральным собором Корсунской епархии Русской Православной Церкви.

Эту церковь найти нелегко, хотя адрес ее известен: Рю Петель, 5, метро «Вожирар» – 5, rue Petel, Paris 75015, M° Vaugirard. Особенно, если ты приехал из России. Где купол? Где белые стены? Только познакомившись со сложной историей русской эмиграции, понимаешь, что это не провокация духовного чувства, а просто лучше не могли. Ведь все пришлось начинать с начала, с нуля.

Когда наконец входишь в храм Трех Святителей, то возникает обратное ощущение: иконы, фрески – в прямом смысле очаровывают. По сравнению с другими церквями в эмиграции поражает цельность росписи. Сразу бросается в глаза большая икона: Иверской Божией Матери. Потом узнаешь, что это самая большая икона в зарубежных русских церквях. Видно, что этот образ – дореволюционный и, что он почитается: почти всегда перед ним стоят цветы. Познакомившись с приходом, узнаешь, что действительно: эта икона является главной святыней храма Трех Святителей: его «столп и утверждение».

Расскажем, как она оказалась в этом храме, поскольку эта история очень назидательна, но мало кому известна.

«Радуйся, Освятившая Афон Своим пришествием; Радуйся, благодать сему месту обещавшая...»

Святая первоначальная икона, именуемая «Иверской», находится с конца десятого века в Иверском монастыре, на Афонской горе. Она помещается при входе в монастырь при вратах, место определенное самой Богородицей, почему сия святая икона и называется «Вратарницей» или по-гречески «Портаитиссой». Уже давно это место, «при вратах», превращено в церковь, ради святого образа.

В царствование Алексия Михайловича, при патриархе Никоне, 13 октября 1648 года, в Москву впервые был привезен список с этой афонской чудотворной иконы. Как поется в акафисте: «Странно покрываемую от иконы Богоматере обитель Иверскую слышав патриарх Никон, вожделе и Российской стране благодати Ея стяжати причастие».

Несколько позже, в 1669 году, у Воскресенских ворот Китай-города при входе на Красную площадь построена деревянная часовня, куда был помещен другой список Иверской иконы, так называемая «Московская-Иверская». Совершенно неизвестно, кто писал эту икону и когда. Это было забыто, так как всеобщее мнение было, что эта икона и есть список 1648 года, присланный с Афона.

Об Афонском списке известно, что его размеры во всем подобны «оригиналу» на Афоне (матери всех «Иверских»), икона же, поставленная в часовне, значительно больше.

Каждый идущий в Кремль, на Красную площадь, прежде всего молился у «Иверской Матушки». Часовня никогда не запиралась. Многие приезжавшие в Москву раньше всех дел шли поклониться Пресвятой Богородице Иверской и просить у нее помощи. Бывал даже обычай среди москвичей, особенно ищущих заступничества Божией Матери, – глубокой ночью, по обету, ходить к «Иверской» по три, семь или двенадцать раз.

Таким образом, по примеру афонскому и Москва стала иметь свою «Вратарницу», защитницу непобедимую, пречистую Богородицу. Эта икона стала одной из самых почитаемых московских святынь: «Радуйся, страны Российския покрове, ширший облака; радуйся, Православныя Церкве непоколебимый столпе».

Уже в 1693 г. образ «Московской-Иверской» был настолько чтим, что его носили по домам, и «для провожания от бесчинных людей» посылали при иконе по два человека караула. Многочисленные привесы на иконе свидетельствовали о благодарности людей, получивших от иконы исцеления. Так как образ все чаще был «в ходу» по домам, больницам, церквам и предместьям Москвы, то был сделан список-дубликат «Московской-Иверской», который оставляли, чтобы часовня никогда не оставалась без иконы. На списке икона была того же вида и размера, как главная, но жемчужная богатая риза, что была на главе Пресвятой Богородицы главной иконы, на дубликате, для подобия, написана красками.

В XVIII-XIX вв. лишь очень малая часть богомольцев видит саму «Московскую-Иверскую», так как икону возили почти круглые сутки. Но в часовне, тем не менее, всегда толпился народ: «Радуйся, всегда теплая о нас ходатаице к Богу; радуйся, сущим в бедах прибежище; радуйся, скорбящим утешение».

В 1812 году, во время нашествия Наполеона в Россию, икона «Московская-Иверская», спасаемая от французов, с прочими святынями была увезена во Владимир. В часовне был оставлен ее список, сделанный в 1758 году.

Как известно, французы разграбили Москву. Не щадя святыни, штыками отрывали золотые и серебряные ризы икон в московских соборах и церквях. Из одного только Успенского собора ими было унесено 18 пудов (288 кг) золота и 325 пудов (5200 кг) серебра. В частности, была разграблена и Иверская часовня, и список с главной иконы пропал, можно было лишь предполагать, что он был увезен во Францию.

После 1812 года никакой второй иконы при Иверской часовне долгое время не было. Но так как необходимость нарастала, то в 1852 году была опять написан новый дубликат главной, т. е. «Московской-Иверской». Как и первый дубликат, она представляет собой точное подобие главной с нарисованной жемчужной ризой на главе и плечах Пресвятой Богородицы.

Эта она и была, главным образом, в часовне до революции. Именно этот образ и запечатлелся в памяти многих москвичей.

В 1922 году все драгоценное убранство часовни было изъято властями и бесследно исчезло.

В июле 1929 года часовня была закрыта и разрушена, а в 1931 году были уничтожены и Воскресенские Ворота, а чудотворная икона «Московская-Иверская» была пренесена в храм Воскресения в Сокольниках в Москве (Сокольническая площадь, 6). Сейчас она не имеет на себе жемчужной ризы, а покрыта металлической посеребренной ризой. Судьба второго списка-дубликата не известна.

Промыслом Божиим, после лихих годин испытаний для Церкви и преследований верующих, Иверской часовне суждено было возродиться: «Радуйся, Еюже власть князя тьмы разрушится; радуйся, Еюже Евангелие благовестится; радуйся, вечный покой нам уготовляющая».

5 ноября 1994 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II освятил закладной камень часовни.

В 1995 г. были завершены работы по воссозданию часовни и ворот, и 25 октября, в канун праздника Иверской иконы Божией Матери, в Москву из Иверского монастыря на Афоне прибыл список афонского образа.

Итак, в 1669 году на Воскресенских воротах Красной площади в Москве была размещена принесенная с Афона Иверская икона Божией Матери. В 1782 году икона была перенесена в построенную перед воротами часовню. Здесь до французского нашествия 1812 года хранилась и нынешняя Иверская-Парижская икона, являвшаяся иконой-заместительницей чудотворной Иверской. В 1929 году часовня была разрушена, восстановлена в 1995 году.

С этого времени ежедневно перед образом Божией Матери непрерывно, с 8 до 20 часов, читается акафист поочередно всеми клириками Москвы: «Радуйся, вдов заступление; радуйся, сиротствующих милосердая Мати; радуйся, заблуждающихся на путь истины обращение».

Однако вернемся к истории образа, находящегося в Париже. Пути Господни неисповедимы!

В 1930 году один из эмигрантов-москвичей А. Н. Павлов, проходя по улицам Парижа, в одном из антикварных магазинов на ул. Сент-Оноре, через витрину увидел верхнюю часть большой иконы, загроможденной другими предметами. Была видна только корона и голова по плечи Божией Матери. Он сразу узнал Иверскую икону, так как в прошлом много раз приходил в Иверскую часовню и молился перед чудотворным образом. В начале у него появилось горькое чувство: вот еще одна святыня – невольный свидетель бесчинств происходящих в России, – так как он думал, что икона попала в Париж после гражданской войны. Но то, что он узнал, оказалось гораздо более удивительным. В магазине ему сказали, что икона была вывезена из Москвы во Францию в 1812 году наполеоновским офицером, и что теперь его потомки ее хотят продать.

Вся русская эмиграция взволновалась. Не только Павлов, но и все москвичи в этом образе Божией Матери узнавали «ту самую», которая пребывала в Иверской часовне. На самом деле они видели список, сделанный в 1758 г., во всем подобный второму списку 1852 г. Но от этого все становилось еще более удивительным.

Промыслом Божиим, икона пребывала в безвестности 120 лет, как бы повторяя свою судьбу: в десятом веке, после иконоборческой смуты, когда около 200 лет не было ничего известно об ее судьбе, она чудесным образом была обретена на Афоне.

С десятого века эта икона стала особенной покровительницей Афонских обителей. Небесная Царица, явилась многим пустынножительствующим старцам и подвижникам и сказала: «Пока моя икона будет находится в Иверском монастыре, ничего не бойтесь, и живите в своих кельях. Когда же изыду из монастыря Иверского, тогда каждый да возьмет свою суму и грядет куда кто знает».

В XVII-м веке этот образ, прибыв в Москву, тоже занял место при «вратах», на этот раз Москвы, и именно там стал особенно почитаться.

Наконец, в ХХ веке, после революционных бурь и страшной Гражданской войны, Промыслом Божиим этот образ оказывается в Париже, главном центре русской эмиграции. С одной стороны, это было время страшной нужды и изнуряющей бедности. С другой стороны, эмиграция раздиралась противоречивыми оценками и анализами происшедшего и происходящего на Родине.

Необходимо сказать, что 1930-31 гг. нужно считать годами в основе изменившими церковную жизнь послереволюционной русской эмиграции, годами «парижской схизмы». Русская Церковь, точнее приходы, основанные русскими за границей, оказались разделенными на три, как говорят «юрисдикции», не общающиеся друг с другом, считавшие друг друга «предателями истинной Церкви, раскольниками».

Многие надеялись, что обретенная святыня примирит расколовшиеся православные приходы и соединит их чудесным образом с Россией. Так, митрополит Евлогий в проповеди по окончании молебна по случаю обретения сказал: «Пусть этот образ Владычицы послужит нам символом единства и откроет нам двери в многострадальную Родину».

Хозяин магазина антиквар Коган запросил колоссальную сумму за икону: 25000 франков. Для выкупа был создан комитет, в который привлекли ряд известных в эмиграции лиц. Вскоре часть суммы собрали и дали антиквару задаток, что позволило взять икону из магазина. С этого момента она стала путешествовать по храмам и домам, как когда-то Иверская-главная.

Первый торжественный молебен был совершен в греческом соборе св. Стефана, в Париже на рю Бизе. Затем в храме св. Александра Невского, на рю Дарю. Потом икону повезли в Ниццу и там в свято-Николаевском соборе совершались перед нею молебны. Все радовались появлению иконы, слезно молились. Но несмотря на заинтересованность высших светских и церковных кругов, денег было собрано мало. Пришлось вернуть икону в магазин и ее вновь выставили на продажу.

Первооткрыватель иконы А. Н. Павлов, после многих ходатайств и неудачных попыток приобрести икону, в середине 1931 г., обратился к епископу Вениамину (Федченкову). Владыка особенно почитал Иверскую икону, так как день его тезоименитства, мч. Вениамина, диакона, приходился на праздник Иверской Вратарницы (13 окт. ст. ст./26 окт. н.ст.). Скажем несколько слов о положении епископа Вениамина.

До 1931 года русская эмиграция в церковном своем устроении в большинстве своем (за исключением приходов «Русской Зарубежной Церкви», или «карловчан») возглавлялась митрополитом Евлогием (Георгиевским) и канонически состояла в Русской Церкви, и митрополит Евлогий был в более или менее частых письменных сношениях с Московской Патриархией.

В июне 1930 года митрополит Евлогий был смещен указом Патриархии за неверность принятому им в 1927 году обязательству о невмешательстве Церкви, согласно заветам патриарха Тихона, в политику. Митр. Евлогий отказался подчиниться распоряжению о его смещении, за что он и другие с ним епископы были лишены права управления и хиротонии (24 декабря 1930 г.). Пренебрегая запрещением, митрополит Евлогий пытался прикрыть раскол своим незаконным переходом без разрешения Московской Патриархии, в Константинопольскую юрисдикцию.

Для этого он поехал в Константинополь и вернулся, привезя с собой декрет Константинопольского патриарха Фотия от 17 февраля 1931 года о принятии его под омофор (в юрисдикцию) Престола патриарха Константинопольского. За ним последовала большая часть его паствы. Однако группа клириков и мирян во главе с епископом Вениамином (Федченковым), тогдашним инспектором Парижского Свято-Сергиевского православного богословского института, впоследствии митрополитом, заявили протест против этого, оставшись верными Матери-Церкви. Было решено организовать свой приход. Так как под омофор епископа Вениамина прибыли монашествующие с разных концов Западноевропейской епархии, то было решено образовать в новооткрываемом храме монастырское подворье, а при нем устроить приход Московской Патриархии.

В 15-ом округе Парижа, на улице Петэль, 5, был найден гараж, нижнее подвальное помещение оборудовали под храм, а в верхнем полутораэтажном наметили устроить трапезную и монашеские кельи.

Храм стал сразу же мишенью для всех письменных и устных возмущений, негодований, невероятных обвинений в предательстве и измене, в коммунизме, советизме, в вероломном нарушении церковного единства и т. д. Перед членами прихода закрывались двери эмигрантских объединений, организаций и даже частных домов.

Никто не хотел слушать разъяснений, что прихожане Трехсвятительского храма никуда не уходили, ни от кого не откалывались, никому и ничему не изменяли, что они продолжают стоять на той же позиции, на которой перед тем находился сам митрополит Евлогий и его паства, т. е. остались в Русской Церкви – единственной, так как двух или трех Русских Церквей ни при каких обстоятельствах быть не может. Напечатать этого тоже было невозможно, так как двери многочисленных в то время газет были закрыты для тех, кто сохранял верность митрополиту Сергию (Страгородскому), Патриаршему местоблюстителю.

Не удивительно, что епископ Вениамин, душа и вдохновитель нового прихода, усмотрел в обращении Павлова к нему как к последней инстанции за помощью в приобретении Московской святыни особое знамение как для себя, так и для прихожан храма Трех Святителей, оставшихся верными Московской Патриархии.

Когда владыка Вениамин узнал, что Иверскую икону снова выставили на продажу, он немедленно поехал к антиквару для переговоров. Придя в магазин, владыка с ужасом увидел, что иконы нет на витрине, но тут же выяснилось, что образ отправили на склад, где хранились редкие, но трудно продаваемые вещи. Когда епископ Вениамин вошел с хозяином на склад, то содрогнулся, увидев икону стоящей вниз головой. Ее поставили как следовало, и начали переговоры об условиях покупки.

Антиквар назвал ту цену (15000 франков), до которой уже удалось снизить первоначальную цену и предупредил, что нужно торопиться, так как икону должны через три дня выставить на аукционе.

Владыка, внутренне молясь, просил антиквара снизить цену, но тот согласился лишь на то, чтобы продать икону в рассрочку: восемь тысяч уплатить немедленно, четыре тысячи – в течение года, а остальную сумму – в течение трех лет. Коган дал епископу Вениамину несколько дней на размышление, а образ разрешил забрать пока с собой.

Владыка привез чудотворный образ на Трехсвятительское подворье. Приход только что образовался. Это было время крайней бедности. Денег хватило только на то, чтобы снять гараж с подвальным помещением. Ничего не было. Представьте себе храм в подвале: каменные, не оштукатуренные стены, фанерный иконостас, заполненный бумажными, копеечными иконами. Духовенство в облачениях, трогающих сердце: столько положено видимой заботы, любви и тщания, чтобы из жалких тряпочек соорудить одежды, достойные предстоятелей перед Престолом Божиим.

Приведем трогательное свидетельство митрополита Антония (Блума), духовного чада архимандрита Афанасия (Нечаева), одного из первых насельников Трехсвятительского подворья, о том как им жилось в этом 1931 году:

«Денег не было никаких, на которые можно было бы покупать пищу для живших при храме пяти монахов. Ели они только то, что прихожане складывали в картонные коробки у дверей одной кельи. Когда ничего не было – не ели; а милостыню давали – не деньгами, не едой; но придешь как-нибудь поздно вечером, и видишь: лежит на цементном полу епископ Вениамин, закутавшись в свою монашескую мантию; в его келье, на его койке – нищий, на матрасе – нищий, на ковре – нищий; самому епископу там места нет».

Владыка поставил драгоценный образ посредине храма и пошел в алтарь, чтобы помолиться и успокоиться.

«Где взять деньги?» – эта мысль неотступно преследовала его. Всю ночь епископ Вениамин не мог успокоиться, к тому же у него явилось сомнение – казалось невероятным, чтобы в Париже могла появиться Вратарница Московская: владыка в то время не знал, что в Московской часовне находился уже второй список с Иверской-главной. Владыка горячо молился, и в тонком сне ему явилась Сама Матерь Божия, сказав: «Как ты можешь сомневаться?»

На следующий день на литургии, во время евхаристического канона, он обратился ко Господу с мольбой о помощи в приобретении иконы и вдруг услышал внутренним слухом: «Где твоя вера?» На сердце владыки стало спокойно, пришла уверенность, что икона останется в храме.

После этого епископ Вениамин произнес вдохновенную проповедь. Он говорил о том, какая благодать изливается через этот чудотворный образ, каким утешением для всех русских людей станет обретение величайшей святыни Русской земли, призывая всех, кто сможет пожертвовать свои трудовые деньги для выкупа святыни.

На ближайшее воскресенье назначили сбор средств. Многие приносили последнее, что имели. Одна пожилая женщина, много лет служившая няней, а затем экономкой в состоятельной семье, принесла крупную сумму: долгие годы она откладывала из своего жалования «на похороны», и вот, услышав о чудотворной иконе, она пожертвовала все накопленные деньги, решив, что уж как-нибудь ее похоронят. Эмигранты бедствовали, голодали, но многие отказывались даже от необходимого и вносили свою лепту.

Несмотря на все старания, собранная сумма была недостаточна для первого взноса. Нам надо представить, что в приходе было записано было всего около 30 человек, а на воскресную литургию собиралось, в лучшем случае 40-50 человек. И тогда епископ Вениамин разослал письма в разные города Франции своим знакомым с просьбой ссудить его деньгами. Он знал, что почти все семьи откладывали в течение трех месяцев деньги за жилье (плата вносилась на три месяца вперед, и просрочка даже на один день грозила в эти времена немедленным выселением).

Квартирные деньги были для русских эмигрантов неприкосновенными – и вот их-то и попросил владыка, обещая вернуть в нужный срок. Замечательно, что никто не ответил отказом и никого из тех, кто прислал деньги, не согнали с квартиры.

К указанному сроку необходимая сумма задатка была собрана. Владыка сам отдал деньги антиквару, который, зная о бедственном положении русских эмигрантов, был поражен тем, что деньги удалось в этот раз собрать. Это было явным чудом Божиим.

Утром 17 января 1932 года икону вновь принесли в храм св. Александра Невского для торжественного молебна, после чего святочтимый образ Божией Матери окончательно поселился в храме Трех Святителей. 24 января 1932 года был отслужен молебен по случаю обретения великой святыни. Все чувствовали, что невольно стали свидетелями еще одного чуда от святой иконы: «Радуися, помощь наша в чуждей стране; радуйся, в странствии нашем утешение».

Приобретение этой дорогой, с материальной точки зрения, иконы оказалось не под силу русской эмиграции в целом как таковой и стало возможным одному из самых маленьких и бедных приходов. Это было воспринято как особое благословение Царицы Небесной теми, кто поставил верность и любовь к Русской Православной Церкви «во главу угла» своего духовного бытия.

Для оплаты следующих взносов с образа сделали фотографии и продавали их не только в храме, но с помощью прихожан – в других местах. Со всех концов Франции и других стран в Трехсвятительское подворье приезжали русские люди, чтобы почтить святой образ и оставить свою жертву на выкуп иконы. Так была собрана нужная сумма.

По благословению владыки Вениамина двери храма не запирались ни днем, ни ночью, так что каждый мог прийти помолиться перед образом. Так в Париже была продолжена традиция, установленная в Москве – и здесь, вдали от России, Вратарница Московская, став Вратарницей Парижской, постоянно была готова принять всех скорбящих, подать помощь и заступничество.

Благодаря Ей Трехсвятительское подворье стало «очагом, возгревающим в поколениях русских людей живое наследие святой Руси, великой истории и культуры нашего народа… Оно было и остается местом, где наша Святая Русская Православная Церковь напоминает о ее любви ко всем дорогим ее сердцу сынам и дочерям, пребывающим еще вне ее спасительной ограды, чей жизненный путь проходит за пределами нашего земного Отечества».

До начала 60-х годов после каждой литургии неуклонно совершался молебен перед иконой. Эмиграция угасала, и новое поколение, родившееся во Франции, уже не так живо воспринимало историю обретения, да и саму икону. Молебны служить перестали.

Помощь пришла, откуда ее совсем не ждали. В 1975 году на Трехсвятительское подворье был прислан иеромонах, ныне архимандрит, Георгий (Вострель), австриец по происхождению, для помощи состарившимся священникам в осуществлении ежедневного богослужения. Именно он стал восстановителем литургического почитания святого образа. С 1984 года каждую среду вечером, только в этом месте Парижа, православные христиане самых разных национальностей поют акафист перед чудотворным образом: «Радуйся, огненный Столпе, наставляяй сущия во тьме; радуйся, Молние, души просвещающая; радуйся, из глубины неведения извлачающая; радуйся, Мосте, преводяй сущих от земли на небо; радуйся, Звезда, рождшая Солнце».

Вот еще одно чудо, свидетелями которого мы все становимся. Являя собой незримую связь оплотов Православия: Афона и Москвы, – этот образ, в ХХ веке, стал вратами Православной Церкви в столице современной цивилизации и культуры Париже.

Приложение.

Изложим причины, по которым можно считать список, хранящийся на Трехсвятительском подворье, «Выносной» (дубликатной) иконой из Иверской часовни в Москве:

• по технике исполнения (письмо, доска), икона несомненно написана во второй половине XVIII или первой половине XIX века;

• она повторяет все детали «главной», поскольку она была «узнана» москвичами, видевшими воочию вторую «Выносную» в Москве;

• ее размеры соответствуют размерам иконы, хранящейся в храме Воскресения Христова в Сокольниках;

• обычно в иконописи не разрешается писать ризы или подвески на иконах, в данном же случае сделано исключение, дабы «Выносная» отображала главную, на которой была наложена риза из настоящих жемчугов, во всем ее внешнем виде, когда та «в ходу»;

• в правом клейме на парижском списке вписаны следующие слова: «Написася сия икона с настоящей чудотворной иконы Иверския Божия Матери, что у Воскресенских Ворот в Москве...». К сожалению место, на которое должна была быть вписана дата изготовления иконы тщательно затерто;

• известно, что с 1812 г. по 1852 г. не было никакой «Выносной» в Иверской часовне;

• Известно, что один из списков был изготовлен в 1758 г. Нам хотелось бы заключить, что вот это и есть дата написания Парижской «Иверской». Но нужно быть готовыми и к иному решению, так как сейчас мы не имеем перечня всех икон-заместительниц.

• Так одной из святынь храма св. Николая в Кузнецах (Москва, Вешняковский пер.) является большая чудотворная Иверская икона Божией Матери, которая была написана в 1792 г. священником Василием Ивановым. Эта икона была заместительницей Иверской-главной в часовне у Воскресенских врат с 1792 по 1802 гг. Затем митрополит Филарет (Дроздов) подарил эту икону для Иверской церкви, что была на Большой Ордынке. В 1930-е годы, после закрытия храма, икону перенесли в Николо-Кузнецкий храм, где она стоит до сего дня в киоте перед правым клиросом Сергиевого придела.