28 февраля исполняется 3 года с того дня, как отошел ко Господу протоиерей Герман Здоров. Память о нем жива в наших сердцах. Рассказывает алтарник храма Всех Святых Вадим Никифоров, который был его духовным чадом.

На пути к вере

– После окончания ГПТУ, мне тогда было 19 лет, я страдал от того, что в миру называется сглазом. Врачи не могли мне помочь. Дошло до того, что я лежал дома при смерти, весь высох, и не знал, куда обратиться и на что надеяться. Тогда у нас только недавно открылся храм, но я был далек от веры, ничего не знал. Мы совершили большую ошибку, обратившись к бабке-целительнице. Родители погрузили меня на сани, так как я сам уже не мог ходить, и повезли к ней, на ул. Димитрова. Бабушка велела мне встать. Я почувствовал власть в ее голосе и поднялся, сам удивляясь этому. Она поставила меня на ноги и начала проводить надо мной сеансы. Но болезнь продолжала мучить. А потом я и к ней не смог ходить, сидел дома в полном отчаянии.

Мать для меня купила в Дивееве первую маленькую икону Серафима Саровского, молящегося на камне. Я вручную сделал для нее киотик – багет. Молиться не умел, но каждый день обращался к святому своими словами: «Батюшка Серафим, если ты слышишь, помоги».  Наступила Пасха. Я включил телевизор, чтобы увидеть праздничное богослужение, и у меня неожиданно сами собой полились слезы. После этого случая у меня появилось немного сил, и я стал выходить из дому. Отходил все дальше и однажды дошел до храма. Несколько месяцев я заходил туда и обращался к святым на иконах. Сергий Радонежский, Серафим Саровский, вмч. и целитель Пантелеимон – молитвы им я уже знал наизусть.

Однажды ко мне подошла наша первая церковница, Мария Ульянова: «Я вижу, ты приходишь каждый день, наверное, не работаешь. Сможешь помогать в храме?» И я около года ходил помогать, это были 1995-1996 годы. Видимо, о. Герман тогда меня заметил. Внешне это произошло так…

Батюшка совершал заочное отпевание, было жарко, и он попросил меня открыть окно. После службы спросил, как меня зовут, и пригласил на трапезу. Так началось наше общение. Вскоре я попал к нему на первую исповедь. А после того, как ушел первый алтарник Алексей Чернышов, и некому было алтарничать, о. Герман попросил об этом меня. Позже я стал при храме работать столяром.

При храме – спасение

Батюшка объяснил, почему после визита к целительнице сначала мне стало лучше: «Это бес пытался заработать авторитет, показать, что она якобы творит чудеса, а на самом деле – она приставила к тебе еще большего падшего ангела». Батюшка научил меня, как с этим бороться: «Регулярно исповедуйся и причащайся, исполняй заповеди Божии – одним словом, живи христианской жизнью, чтобы иметь силу на духа нечистого. А если будешь грешить, то он возьмет над тобой силу». В течение тех лет, что мы были знакомы с батюшкой, я старался выполнять его наставления. Хотя моя проблема до конца не ушла, но я теперь знаю, что надо делать. А когда мне было совсем плохо, я шел к о. Герману, и он всегда принимал меня как родное сердце. Прижмет к груди, погладит по голове, успокоит, подаст совет, и я уходил от него другим человеком. Батюшка был для меня больше, чем родной отец. Ведь если бы не он, меня бы уже давно закопали в землю. И если он просил меня о личной помощи – на огороде, в доме или по хозяйству, – я не отказывал, ведь его доверие было для меня дороже всего. И он тоже ко мне прилепился душой, всегда брал с собой на освящения и другие требы.

Я работаю в храме уже почти двадцать лет, и за это время не раз было искушение уйти, найти другую работу, но о. Герман всегда удерживал: «Вадик, оставайся при храме, тут спасение». И еще говорил: «Неважно, как ты здесь живешь, важно – как там будешь Богу давать ответ». Он находил слова, которые меня настраивали таким образом, и я оставался.

Незадолго до смерти у о. Германа было предчувствие, что с ним случится что-то плохое. Конечно, тогда никто не думал, что он отойдет ко Господу в 41 год. Он вызвал меня в свой кабинет, который тогда находился в храме Всех Святых, исповедал, потом крепко пожал руку и сказал: «Вадик, дай обещание, что ты никуда не уйдешь из храма. Это, наверное, моя последняя просьба к тебе». Я ответил, что меня удерживает в храме только общение с ним, но он настоял, я дал обещание и… вскоре его нарушил. Ушел работать в Саровский монастырь, где пробыл пару месяцев. На самом деле, я искал легкого (в духовном плане) пути, думал уйти от каких-то трений и нестроений между людьми. А на службы приходил в храм Всех Святых. Батюшка был огорчен, что я не исполнил обещание.

Послушание духовнику

Господь учил меня понимать, что такое духовничество и послушание духовнику.

У о. Германа матушка Татиана была регентом, она записывала последование службы на листочке, а батюшка решил напечатать текст на компьютере. Они тогда еще мало у кого были, а моя родная сестра работала во ВНИИЭФ и имела доступ к технике. Батюшка попросил распечатать ровно три экземпляра. Сестра от усердия пыталась сделать больше, но не смогла, как ни билась. То одно, то другое выходило из строя. Кроме того, сестра работала в ночную смену, и ее замучила навязчивая мысль: «Я помогла Церкви и поэтому сейчас умру, меня найдут утром мертвой». А когда рассвело, страхования ушли.

Для меня это было знаком того, что нужно слушать священника. Как всегда говорил о. Герман: «Батюшка сказал – ты должен исполнить». На все возражения у него была такая присказка: «Если батюшка сказал, что крокодилы летают, значит, они летают». Конечно, такое послушание не распространялось на личное. Вступать или не вступать в брак? Идти в монастырь или оставаться в миру? Здесь он не считал себя вправе навязывать  какое-то решение. Мог дать совет, но выбор человек должен был делать сам…

У меня в той или иной ситуации часто всплывают в памяти слова о. Германа, да так ярко, как будто это было вчера. Сейчас, например, вспомнил, как мне понравилась его проповедь о том, насколько у нас нет веры. Тогда читали Евангелие об исцелении кровоточивой женщины. Батюшка говорил, что эта женщина так поверила Христу, что подумала: прикоснусь к Нему и исцелюсь. Так и случилось. Тогда Господь сказал: «Кто ко Мне прикоснулся?» Он почувствовал, что из Него изошла сила. Апостолы спросили, как Господь чувствует силу, ведь вокруг толкается много народа? И о. Герман объяснил, что действительно, многие толпились вокруг Господа и прикасались к Нему, а исцелилась одна женщина. То же самое происходит на земле и сейчас. Мы в храме толпимся вокруг Христа, прикасаемся к Нему, но исцеляются единицы, потому что у нас нет такой веры…

О рассудительности

О. Герман был человек рассудительный. Одно время я очень увлекался чтением трудов о. Иоанна Кронштадтского, для меня это – образец священства, мой любимый святой. И я хотел претворить в жизнь то, чему он учил. Я спросил у о. Германа, можно ли мне пытаться исполнить то, что пишет о. Иоанн. Он отвечал: «То, что простое – да, а если это может в корне изменить твою жизнь, подходи ко мне, будем решать вместе». 

Рассудительность о. Германа проявлялась и в отношении к современным ложным чудесам, на которые так падки некоторые православные. Он к этому относился просто, не спешил верить в чудо, а всегда старался найти естественное объяснение происходящему. Этим он и других уберегал от впадения в прелесть, которая, по учению святых отцов, есть неправильное понимание человеком своего состояния. Господь учит нас думать о себе, что мы – рабы неключимые, т. е. ни к чему не годные, а у человека о себе высокое мнение, он считает себя достойным видеть чудеса. Евангелие нам говорит, что все доброе в нас – от Отца Светов. Даже великий святой о. Иоанн Кронштадтский считал, что в нем нет ничего доброго, одно зло. И нам, тем более, не надо себе приписывать какие-то добрые качества, дела или мысли. Все – от Господа... 

Я благодарен Богу за то, что о. Герман изначально вложил мне в голову правильные понятия. За эти годы я видел, сколько народа прошло через храм, но мало кто остался в нем. Конечно, пожилые прихожане уже умерли, но много молодых – ушли. Какие-то греховные страсти их побороли, и они отступились, сошли с узкого спасительного пути.

Доброта к людям

У о. Германа была доброта ко всем людям. Даже когда он очень уставал, всегда терпеливо отвечал на вопросы, никогда не был резок или груб. После службы ставил скамеечку на солее, садился и принимал людей с их проблемами, некоторым говорил: «Я к вам подъеду», записывал адреса… Помню, когда у него родился ребенок, то он, видимо, не спал всю ночь. Пришел в храм, и его, как обычно, сразу со всех сторон облепили прихожане и стали рвать на части. В таких случаях он умел не показать своего состояния, просил подождать, уходил в кабинет, там немного приходил в себя и, уже успокоившись, шел и разговаривал с людьми. Он умел с полуслова понять проблему, попасть «в десятку». Если человек был в чем-то не прав, но превозносился, батюшка вежливо и не обидно говорил об этом так, что совесть начинала обличать человека, и он умолкал.

О. Герман каким-то непостижимым образом улаживал отношения между людьми, каждого как будто видел насквозь. Когда он проходил мимо нашей мастерской, мельком взглянет, и уже видит, что в ней происходит, кто чем занимается. Я всегда удивлялся этому. Однажды батюшка вызвал меня и еще одного человека, долго и спокойно беседовал с нами о том, что есть в духовном плане ссоры и склоки, и как себя надо вести в храме. «Если вы люди верующие, то поймете мои слова, – сказал он в конце разговора, – а если нет, то я зря метал бисер перед свиньями». Мы поняли свою неправоту, и нам было очень стыдно. И не было такого случая, когда я бы мог сказать: «Ты, батюшка, не прав», потому-то моя душа чувствовала, что он говорит правду.

О. Герман всегда говорил о смирении. Кто бы как ни поступал, не смотреть ни на кого. Однажды после исповеди я спросил у батюшки, наложит ли он на меня епитимию. «Нет, – ответил он, – твоей епитимией будет – никого в храме не осуждать и ко всем по-доброму относиться».

Продолжение следует.