Караганда – это спецпереселенцы, Карлаг, депортированные народы, место ужаса, пыток и смерти. «Кто в Казахстане не бывал, тот и горя не видал, а кто побудет – до гроба не забудет»… Теперь в бывшей столице Карлага – Долинке – музей. В поселке  Жартас, где была похоронена дивеевская монахиня-мученица Пелагия (Тестова), – храм Святых Новомучеников и Исповедников Российских. А сама Караганда – центр православия в Казахстане. Там живут потомки ссыльных и репрессированных. Караганда – родина режиссера Ирины Михайловны Семенчук, художественного руководителя Православного творческого объединения «МiР», которая рассказала об этом городе.

Столп от земли до неба

В Караганде всегда были глубоко верующие люди. Первые церковные службы там проводили – сначала нелегально, в землянках – священники и священномонахи, освобожденные из лагерей. Из них самый известный – преподобноисповедник  Севастиан (Фомин), старец Карагандинский, который провел в Карлаге шесть лет. В заключении он многое претерпел, его сажали к уголовникам, выгоняли раздетым на мороз. Прп. Севастиан был выходцем из Оптиной пустыни, келейником последних оптинских старцев – Иосифа и Нектария. Его все время сопровождали духовные чада, ссыльные монахини из Шамординского монастыря близ Оптиной пустыни. Через них в Караганде возродились святоотеческие традиции.  В 1997 году преподобноисповедник Севастиан Карагандинский был прославлен как местночтимый святой, а в 2000 году – как общецерковный. Его мощи – главная святыня Караганды. А новообразованную Карагандинскую и Шахтинскую епархию возглавил епископ Севастиан (Осокин), нареченный в честь святого  Севастиана.

«Благословенна Караганда», – говорил прп. Севастиан. Он считал, что это – особенная земля, на которой погибли сотни тысяч мучеников, а потому никого не благословлял уезжать оттуда. Другой подвижник благочестия митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов), проведший в лагерях и ссылках двадцать лет, говорил: «Караганда – медом помазана», «Караганда на святых костях построена». А о прп. Севастиане митрополит Иосиф сказал: «Он все терпел со смирением, за всех молясь Богу о спасении и вразумлении. И вот за его слезы и молитвы ко Господу благодать Святаго Духа будет на Караганде до второго пришествия»...

По рассказам бабушки, Ирину Семенчук крестил святой Севастиан Карагандинский, который отошел к Господу в 1966 году. На вопрос, можно ли об этом написать, Ирина Михайловна вздыхает: «Для меня это – большая радость, но, понимаешь, ведь в этом нет никакой моей заслуги…» Детство Ирины протекало в другой, параллельной, советской жизни. Хотя к святому приезжала ее прабабушка, которой тогда было уже за 80 лет, из Костромской области. К старцу съезжались люди со всей России. Сценарист известного фильма «Остров» (реж. П.Лунгин) использовал случай, который реально произошел со святым Севастианом. К нему обратилась женщина с мальчиком, который не мог ходить. По молитвам старца ребенок пошел, но остался на всю жизнь хромым, так как его мать не захотела остаться на литургию, чтобы причастить сына.

Храм Рождества Пресвятой Богородицы, в котором с 1955 года служил святой, теперь имеет статус женского монастыря. Этот храм очень низкий, власти не разрешали, чтобы он выглядывал из-за забора даже на сантиметр. Чтобы обойти это предписание, верующие за одну ночь вручную вынули из-под него грунт, углубив здание на метр. За счет этого оно внутри просторнее, чем кажется снаружи. «Маленькая церковь, от земли не видно, а столп горит до неба», – сказал о ней митрополит Иосиф (Чернов). Теперь в храме служит бывший шофер прп. Севастиана, уже старенький архимандрит Петр. Когда в Караганде выступал диакон Андрей Кураев, ему задали вопрос о смирении. Он ответил: «Если хотите узнать, что такое смирение, идите к архимандриту Петру». Действительно, к тому со всего Казахстана приезжают люди за советом, благословением и молитвой.

А про то, каким было смирение старца Севастиана, рассказывает такой эпизод. Когда он вышел из заключения, в Караганде были очереди за хлебом. Как только прп. Севастиан доходил до начала очереди, его в давке выталкивали. Он тихо становился в конец очереди. Это продолжалось до тех пор, пока люди не заметили смиренного старичка. Тогда они стали расступаться перед ним, пропуская без очереди.

Заговор молчания

Сестра Ирины Михайловны с семьей – прихожане старейшего в Караганде Михайло-Архангельского собора, построенного в 1950 году. А до этого службы на приходе проходили в молельном доме, который освятил ныне прославленный архиепископ Николай (Могилевский) (прим. – Мы писали о нем в статье «Святой узник Сарова» в № 3 от 27.05.2011). В этом храме есть чудесная икона, которая отразилась на стекле.

Когда Михайло-Архангельский собор захотели отреставрировать, это оказалось невозможным, так как его стены построены из подогнанных друг к другу кусочков фанеры и досок, набиты ветошью, которая пропиталась ладаном. Его трогать нельзя. Люди, которые сами жили в крайней нищете, в землянках, вечерами после тяжелой работы на шахтах построили «из ничего» этот храм. Без веры они не могли жить.

А в землянках карагандинцы еще жили до 1990-х годов. Малый ребенок мог увидеть траву, растущую на крыше. Чтобы зайти в такое жилище, нужно было по ступеням спуститься вниз. Внутри был земляной пол и полумрак, так как почти не попадал свет.

По воспоминаниям старожилов, Михайло-Архангельский собор был построен на том месте, где в 1931 году в голой степи были выгружены первые спецпереселенцы, большинство из них замерзло. Предполагают, что братские могилы положили начало кладбищу вокруг собора. Это были раскулаченные крестьяне со всего Поволжья, 52 тысячи больших крестьянских семей, брошенных на освоение целинных земель и карагандинского угольного бассейна. Их привозили в товарных вагонах и выгружали в степи. Каждой семье отмеряли участок четыре на четыре метра, в землю вбивали столбик с табличкой, на которой указывали номер несуществующего дома. У людей практически ничего не было, никакого имущества. Они рыли ямы и в них зимовали. Утром просыпались, стряхивали снежок, вытаскивали мертвых. Сооружали укрытия из дерна, караганника (желтая акация), кусков льда, чтобы укрыться от непогоды. Когда пытались высаживать там деревья, во время зимних буранов их вырывало с корнем. Климат в Караганде резко-континентальный с суровой зимой и жарким летом. По оценкам, выжил примерно каждый четвертый. Особенно много умерло детей. Покойников укладывали штабелями в братские могилы. 

Когда читаешь воспоминания духовных чад прп. Севастиана Карагандинского, которые это пережили, удивляешься даже не описанию ужасов, а тому, КАК люди об этом говорят. Ничто их не сломило и не озлобило, они все достойно претерпели. Для них вера была спасительной соломинкой, источником сил, единственным способом остаться людьми в нечеловеческих условиях.

И.Семенчук: – Моя подруга (теперь она – жена священника в Курской области) родилась в семье спецпереселенцев, в которой было шестеро детей, и их выслали в степь. Сколько людей там погибло… А ведь в лагерях было еще хуже. Карлаг кормил армию и страну, но с людьми там обращались бесчеловечно. Есть в Караганде Мамочкино кладбище, где похоронены тысячи детей и их матери. Теперь это – место паломничества, там служат панихиды по убитым и замученным на Карагандинской земле. 

Интересно, что когда я жила ребенком в Караганде, то ничего не знала про лагеря. Мне об этом рассказали мои сокурсники, когда я поехала учиться в Россию. У нас не было принято говорить об этом, расспрашивать, сидел человек или нет, за что сидел. Уже сейчас, вспоминая прошлое, я понимаю, что у некоторых знакомых была какая-то тайна, надломленность характера. Помню, как руководитель пионерского театра на майские праздники вывезла нас, ребят, на природу. Мы долго ехали на автобусе и приехали в чистую степь. Тогда цвели белые подснежники, как будто выпал снег. Дети резвились, рвали цветы, а она всю дорогу задумчиво молчала. Теперь я понимаю, что она привезла нас в Долинку, где были лагеря, и это место было дорого для нее… Благодаря заговору молчания за пятьдесят лет многое забылось. Поэтому некоторые люди искренне считают, что цифры жертв репрессий искусственно раздуты.

Миллион жизней

И.Семенчук: - Три  года назад мы захотели поискать в Караганде следы наших саровских монахов. Перед поездкой взяли у Валентина Степашкина список послушников Саровской пустыни (так как у монахов при пострижении менялось имя, а заключенных записывали под их мирскими именами). В Караганде мы обратились в прокуратуру. Там объяснили, что нужно делать запрос, допустим, на два имени. Их ищут. Затем еще на два, и так далее. Это очень долгий процесс, поскольку перерывают горы личных дел. Людям, которые обращаются в частном порядке, помогают найти близкого родственника, а тут – целый список. К тому времени архивы были разобраны только до 1942 года, а более поздние дела – еще нет. Нам сказали, что у них находится примерно 1 млн дел заключенных только по Карлагу, целое государство. Этот лагерь занимал территорию, равную Франции. А ведь в Караганде было несколько лагерей.

Вскоре мы уехали, не имея возможности этим заниматься, но, в принципе, это – возможно. Так, нынешние дивеевские монахини нашли дела около 40 сестер, отбывавших заключение в Карлаге. Эти сестры там претерпели массу унижений и мучений, прошли через грязь, но сохранили чистоту и детскость своей души. Когда про разных сестер расспрашивали старожилов, которые их еще помнили, все говорили примерно одинаково: «Они были как дети». При разгоне Дивеевского монастыря его насельницы старались взять с собой какую-нибудь святыньку. И потом эти святыни вернулись в Дивеево, например, встретились два башмака батюшки Серафима.

Город и судьбы

И.Семенчук: – Моя  мама приехала в Караганду к сестре, которая вышла замуж за парня из Западной Украины, отсидевшего там срок. А мой отец – его земляк. Из Западной Украины до 1939 года  можно было свободно выезжать за границу, люди ехали на заработки в Германию и Польшу. Когда моя бабушка осталась вдовой с четырьмя детьми, и нечего было есть, она отправилась на заработки в Германию. С собой можно было взять только одного ребенка. Она взяла младшую дочь. Двое старших поехали самостоятельно. А среднего ребенка (моего отца) вынужденно оставили, и он один пережил войну. После войны, когда бабушка с детьми смогла вернуться, их всех выслали в Казахстан. У нас в семье все работали на шахте, в том числе – женщины (потом их вывели на поверхность).

После 1953 года в Караганде стали селиться освобожденные из лагерей, которым было запрещено жить в больших городах. «Но сроки сжаты,/и властен труд,/ И надо всегда спешить.../ И многие/ так/ на ходу/умрут,/ Не зная,/ что значит/ жить...», – в 1954 году написал ссыльный поэт Наум Коржавин в стихотворении «Осень в Караганде». Город был удивительный. Там жили такие люди, как биофизик Александр Чижевский, историк Лев Гумилев, поэт Николай Заболоцкий. Когда в городе открылись высшие учебные заведения, у нас была своя дивная профессура.

Когда я приехала в Саров, мне показалось, что здесь нет никаких национальностей, какой-то однородный «советский» народ. У нас же, в Караганде, было братство народов, сохраняющих национальный колорит. У подруги-казашки меня угощали бешбармаком, у соседей-немцев – пирогом «кух», корейцы свято хранили секреты своих салатов. Мы все вместе учились, общались, дружили. И в этом была своя прелесть. В детстве я никогда не слышала на улицах мата, хотя Караганда – шахтерский город. Может быть, потому что там люди сполна хлебнули беды. В нашем квартале мужчины сделали общие столы и скамейки, их несли туда, где происходила свадьба или похороны. Все вместе заливали каток, сажали цветы, все делали сообща.

Улица Ушакова в казахской степи

Как вера помогала выжить православным в Казахстане раньше, так и сейчас. Церковь – едва ли не единственный институт, благодаря которому у людей сохраняется связь с Родиной.

И.Семенчук: – Раньше из Караганды в Москву ежедневно было четыре авиарейса, шли три поезда в день. А теперь – два поезда в неделю. Билеты по цене стали недоступными, и Россия резко отдалилась. После перестройки население Караганды уменьшилось с 800 до 500 тысяч. В 1990-е годы много горожан  уехало в Россию, были целые кварталы брошенных домов. Оставшиеся жители выламывали окна и двери на топливо, так как не было ни электричества, ни отопления. Жгли костры, ставили буржуйки, спиливали деревья, выращенные с таким трудом. Кто-то уехал в Россию, но вернулся, так и не прижившись на новом месте. Сейчас жизнь налаживается, но происходит вытеснение русского языка. Получается, когда-то русских людей насильственно выслали в Казахстан, а теперь их потомки не могут оттуда вернуться.

После перестройки в Караганде было много голодных людей, которые не могли себя прокормить. И в то же время там построили восемь новых церквей, так важно это было для людей. Когда широко отмечалось 20-летие независимости Казахстана, я спросила у родных: «Вы ощущаете себя частью России или уже в другом государстве?» Они с горечью ответили: «Мы-то ощущаем себя частью России, но помнит ли Россия о том, что мы тут живем?» Карагандинцы до сих пор вспоминают как огромную радость приезд в 1997 году Святейшего Патриарха Алексия II. Тогда всем известным людям выдали приглашения, и они в новом Рождественском соборе ожидали патриарха. Но Святейший увидел людское море вокруг собора и провел богослужение снаружи, для всего народа.

Наш любимый Михайло-Архангельский собор в Караганде стоит на улице адмирала Ушакова. Прихожане мечтают иметь частицу мощей праведного воина Феодора. Может быть, в этом смогла бы помочь Саровская организация ветеранов ВМФ? Вы не можете себе представить, как для православных в Казахстане важна связь с Россией.

А в храме села Ульяновка выставлена как величайшая святыня земля с Дивеевской Канавки. Ее привезли из паломнической поездки. Кроме Дивеева казахстанские паломники посещают Санаксар, Суворово, Муром, Оптину пустынь и Шамордино. Поездка на автобусе длится двадцать дней и стоит больших денег. Люди их копят годами, чтобы поехать в паломничество в Россию. Для них это – великое счастье. Там мало православной литературы, для них это дорого. И если в Казахстане есть новости из России, то мы почти ничего не знаем о жизни православных в ближнем зарубежье.

Караганда далеко и, в то же время, близко. Нас связывают с этой землей святые новомученики и исповедники. Они соединяют невидимыми нитями самые отдаленные точки на карте и разных людей, которые возносят им свои молитвы. Забыты имена мучителей, но идет процесс прославления тех, кто все претерпел до конца и спасся. Как отмечал профессор Николай Емельянов, завкафедрой информатики ПСТГУ, где составлена база данных по новомученикам: «Подтверждением духовной значимости сбора сведений о пострадавших за Христа является наблюдаемое нами, уже 10 лет, соответствие роста числа имен новомучеников, обретенных нами, росту вновь открываемых в России храмов. Трудно представить это соответствие простой случайностью. Кровь мучеников – семя христианства!»

Подпись к фото 1. Незадолго до кончины прп. Севастиан завещал духовным чадам: «Прошу вас всех об одном: живите в мире. Мир и любовь – это самое главное. Если будете иметь это между собою, то всегда будете иметь в душе радость. Достичь ее можно только миром, любовью, искренней сердечной молитвой. Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце – мирной тишины и любви. Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок. Последней просьбой своей прошу вас об этом».

Фото 2. Преподобномученицы сестры Пелагия и Марфа (Тестовы) и преподобноисповедница Матрона (Власова). Роспись в Казанском соборе Дивеевского монастыря.  2 октября 2008 года там был освящен придел в их честь. 

Фото 3-4. Сестры Тестовы родились в крестьянской семье, в д. Арга Тамбовской губернии, Марфа в 1883, а Пелагия – в 1887 году. Их судьба очень похожа. Обе они поступили в Дивеевский монастырь. После его ликвидации в 1927 году сестры нашли прибежище при сельских храмах: Марфа – в с. Развилье Борского района, а Пелагия – в с. Воробьево Арзамасского района. Мать Марфу арестовали 18 ноября 1937 года, а Пелагию – через два дня за «ведение контрреволюционной агитации пораженческого и клеветнического характера». Решением тройки НКВД каждую приговорили к заключению в Карлаг сроком на 8 лет. Судя по архивным делам, сестры больше не встречались. Здоровье обеих было подорвано, фактически они были инвалидами, но безропотно трудились на общих работах. Первой от болезней и изнурительного труда скончалась в больнице мать Марфа 26 апреля 1941 года. Ее похоронили на кладбище лагпункта Спасский. Инокиня Пелагия умерла в лагерной больнице 3 ноября 1944 года и была погребена в поселке Жартас.

Фото 5. Преподобноисповедница Матрона (Власова) родилась в 1889 г. в крестьянской семье в с. Пузо (ныне – Суворово). Будучи сиротой, с шести лет воспитывалась в Дивеевском монастыре. Несла иконописное послушание. После закрытия монастыря мать Матрона с тремя дивеевскими сестрами жила в с. Кузятово Ардатовского района, прислуживая в церкви. Первый раз их арестовали в 1933 г. по обвинению в антисоветской агитации. А всего мать Матрону судили трижды. Три года она отсидела в Дмитровлаге, 10 лет – в Карлаге и 5 лет провела в ссылке в Казахстане. Последние годы жизни жила у брата в с. Пузо, умерла 7 ноября 1963 г. Ее похоронили слева от могил мучениц Евдокии, Дарии, Дарии и Марии. Теперь ее мощи в дивеевском Казанском соборе.

Фото 6. Преподобномученица Ксения (Черлина-Браиловская) родилась в 1881 г. в Харькове. Была прославлена в числе 160 мучеников и исповедников Алма-Атинской епархии, канонизированных на Архиерейском соборе в 2000 г. Эта святая жила в Дивеевском монастыре до 1917 года, потом скиталась. С 1933 г. она отбывала 8-летний срок в Коктун-Кульском отделении Карлага. Там же ее вторично арестовали по доносу. Обвинение: «состояла в к/р группе, которая устраивала нелегальные моления на сопках, где выложили из камней крест, а/с агитация, ходила служить панихиду за погибших людей, к/р агитация пораженческого характера». Мать Ксению вместе с группой священников приговорили к расстрелу. Их расстреляли 15 сентября 1937 года.