Предлагаем вашему вниманию беседу с протоиереем Сергием Скузоваткиным о том, чем живет священник, и каковы особенности этого непростого служения.

— Отец Сергий, как вы в детстве встречали Рождество?

—У своей крестной, в с. Суворово. Я слушал ее рассказы, как раньше жили в деревнях, учил Рождественский тропарь и ходил колядовать по родственникам. Часто на Рождество ь мороз, и было приятно отогреваться на печке. Это были счастливые дни.

— Вы как-то ощущали молитвенную поддержку святой в вашем роду — Пузовской новомученицы Дарии (Тимагиной)?

— О святой Дунюшке и других пузовских мученицах я узнал только в 1990-е годы.Также и том, что к ним на могилку приезжают за исцелением люди со всех уголков России. Хотя я всегда, приходя на могилы родственников, спрашивал, что это за большой крест здесь стоит? И мне говорили, что здесь расстреляли монахинь. Было видно, что из этой могилы берут землю. Потом отец поведал мне, что Дария (Тимагина) — одна из мучениц, которые были с Дунюшкой с самого начала, приходится нам родственницей. Из рассказов отца я узнал, что в роду она считалась истово верующей, даже немного чудаковатой. И в прежнее время были люди обычные, без рвения относящиеся к вере, и особые молитвенники, вдруг возникающие их их среды.

— Батюшка, чем вам запомнилось начало вашего священнического служения?

— Я проходил 40-дневную практику после рукоположения (сорокоуст) в Дивеевском монастыре. И это были, наверное, лучшие дни жизни. Нас было несколько молодых священников. Возникло удивительное братство. Мы приходили к вечеру и рассказывали, что с нами произошло, и какие чудеса мы видели. Это звучало, как слова 70-ти апостолов, вернувшихся с проповеди, которые радостно восклицали: «Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем» (Лк. 10, 17).

Один из нас соборовал умирающего. Во время пятого евангельского чтения у того порозовели щеки, а во время седьмого — человек задышал полной грудью. И мы этому не удивлялись, но вместе радовались Божиим дарам. Во время сорокоуста все было легко.

Были моменты не менее удивительные, например, когда во время Причастия не в меру ретивые граждане с такой силой прикладывались к Чаше, что по законам физики она должна была вылететь из моих рук, но оставалась на месте. От необычности происходящего у меня кружилась голова. А дивеевские диаконы говорили, что это — обычное дело для «сорокоустника». Это было действие новой благодати.

Диаконом я мог переминаться с ноги на ногу, а тут изменилось даже само положение тела, благодать как будто выпрямила меня. Именно там я, взяв в руки служебник, опытным путем научился некоторым правилам при совершении богослужения, которые стараюсь хранить и поныне.

В первые годы после рукоположения Господь показывал всю силу и благодать священнического служения, которую ты, может быть, даже не заслуживаешь и не можешь вместить. Показывал необыкновенные возможности человеческого тела. Иногда все время между утренним и вечерним богослужениями приходилось разъезжать и соборовать болящих полным чином. На это уходило все время. Лишь ближе ко сну приходила усталость, но именно этот период духовно обогатил меня.

Сам не заметил, как прошло уже 10 лет, за которые накоплен колоссальный опыт общения с людьми, знания жизни.

— За десять лет священства как-то изменились ваши представления о нем?

—Слава Богу, нет. Я до сих пор питаюсь запалом, который был в юности. Конечно, моя вера подкрепляется жизненным опытом. Может быть, со временем нужно будет сделать какой-то духовный рывок, но пока я еду на «старом бензине», и его хватает, чтобы нести свои послушания. Я всегда помню, каким трудным для меня был путь к семинарии, когда приходилось отстаивать свои убеждения перед родителями и сверстниками.

—Какие трудности священнического служения?

— Думаю, что самая большая трудность это — привыкание к святыне и к тому уважению, которое оказывают священнику. Господь, конечно, вразумляет, показывая, кто ты без Него, и то, что и без тебя общественно значимые дела могут продолжаться. Здесь важен именно твой контакт с Богом. Как учил батюшка Серафим — сначала спастись самому, тогда вокруг тебя будут спасаться и другие. Если же не молиться и не замечать те знаки, которые являет Господь для твоего смирения и трезвения, а просто священнодействовать по инструкции, то тебя ненадолго хватит.

Надо быть вместе с людьми, разделять их дела, радости и горести. Не то, что отработал и пошел, а со-бытие. Люди должны видеть, что пастырь с ними. Служить — значит жить. Всегда быть в рясе.

—Через священника проходит много людского горя. Как вам удается при этом быть радостным и благодушным?

—А мне кажется, наоборот, после рукоположения у меня веселости поубавилось наполовину, я сразу стал серьезнее. Во время его ожидания в Нижегородском Печерском монастыре на меня нашла душевная туга, задумчивость, погруженность в себя. А когда во время рукоположения с меня снимали диаконские одежды, я чувствовал, что их как-будто с кожей отрывают.

Сразу после рукоположения ко мне подошел известный старец, наместник Оранского монастыря игумен Нектарий и попросил благословения, чем привел в замешательство. И другие батюшки просили благословить их «новым благословением». Вот такое удивительное к этому отношение.

Но я настолько врос в диаконство, что еще пару лет подписывался в богослужебном журнале — «диакон Сергий», из-за чего случались курьезы. Диаконское служение радостное и в приподнятом настроении, а когда ты — священник, и во время исповеди сталкиваешься с серьезными проблемами, с тем, как людям тяжело, это спускает с неба на землю...

Я открыл для себя исповедь, как очень благодатное дело, ведь священник — проводник благодати Божией. И если человек кается искренне, то священник кается вместе с ним и получает «духовные дивиденды» — чуть ли не такую же благодать, как сам исповедующийся. Я видел, как людям реально становится лучше после того или иного церковного Таинства или даже после молебна. Видел, как это «работает». Причем в этом нет моей личной заслуги. Иногда весь выложишься в своем желании помочь человеку, а толку меньше, чем если просто дерзновенно попросишь: «Господи, помоги ему. Ты меня поставил священником и велел делать Твои дела. Я делаю, но и Ты помогай, если я прошу...»

—А какие самые радостные моменты?

— Конечно, литургия приносит радость. Когда я был диаконом, со стороны наблюдал, как это происходит, а, встав у Престола, ощутил, что священник в это время являет собой образ Христов, помогает совершению этого величайшего Таинства и находится к нему ближе всех людей в храме.

Литургия — необъяснима. Это согревающий пламень, истинная жизнь, чистая радость, схождение Неба на землю. Совершая ее нужно, во-первых, не ошибиться и все сделать правильно. И в то же время не улететь бы самому в какое-то другое измерение. Когда я впервые на литургии стал читать тайные священнические молитвы, написанные святыми Иоанном Златоустом и Василием Великим, то подумал, насколько эти слова созвучны моему восприятию литургии — по-другому и не скажешь...

Священник воспринимает литургию по-другому, чем миряне. Те настроены на молитву и Причастие, а священник проживает литургию, это часть его жизни. Потом он делится со всеми благодатью, полученной на литургии, — во время молебнов и треб. Без нее православие мало чем отличалось бы от других религиозных конфессий.

—Батюшка, расскажите немного и о быте священника.

— Если говорить о бытовой стороне жизни, то прихожане не дадут священнику умереть с голоду. Когда я был диаконом, от недостатка средств заправлял машину несколькими литрами бензина, носил вещи после покойников и по молодости не замечал никаких неудобств. А когда стал священником, ощутил, что материально жить стало легче. И я понял — надо помогать диаконам, им живется труднее.

Господь заботится о нас, а нам надо нести свое служение. Если же начинается какой-то расчет, то для священника это — начало падения. Подобно тому, как мы затачиваем лезвие ножа, нужно затачивать и свою совесть, не дожидаясь, что Бог это сделает в принудительном порядке. Но даже если ты ворчишь и упрямишься воле Божией, то со временем понимаешь, что все делается для твоей же пользы.

— Бывают ли у священников выходные дни?

— Теоретически да, но если я не уехал из города, и мне звонят люди, неужели я им скажу, что у меня выходной? Могут позвонить среди ночи, чтобы причастить умирающего. И это — естественно. У священника «ненормированный рабочий день», а, точнее, служение. А служить надо спокойно, без спешки, как участник марафонской дистанции, а не забега на стометровку. У нас нет цели все успеть в этой жизни, но мы должны успеть приготовиться к будущей жизни. Я вижу, что многие мужчины умирают чуть за 50, потому что загоняют себя в стресс, делая одновременно несколько дел и не умея вовремя остановиться. В этой спешке их настигает тромб или инфаркт.

— Отец Сергий, у вас дома повсюду на стенах часы, которые вы восстанавливаете. Откуда такое необычное увлечение?

— Священническое служение корнями уходит в древность. Наверное, поэтому у меня «ретро-хобби», от любви «к отеческим гробам». Я люблю историю, в т. ч. семейную историю. Например, эти часы мой тесть купил со своей первой зарплаты, когда ему было лет 16. Я их нашел на балконе в доме родителей матушки и починил. Мне всегда нравились в деревнях часы с кукушкой, и я стал их ремонтировать. Люблю механические устройства. И слушать потрескивающие на старинном патефоне пластинки доставляет больше радости, чем скачивать произведения лучшего звучания из Интернета. Бой часов напоминает покаянный колокольный звон, навевая память смертную. Не напрасно ли ты, человек, проводишь свое время? Колокола это — недооцененное церковное искусство. Когда в нашем городе открыли первый храм Всех Святых, никто и не подумал о колоколах. Только сейчас у людей приходит какое-то понимание.

— Успеваете ли уделять внимание своей семье, четырем деткам?

— Независимо от усталости я стараюсь заставлять себя играть с мальчишками в футбол, кататься с горки. Выходных, в обычном понимании этого слова, у меня нет, но можно найти свободный вечер для общения с семьей. Для меня это — лучший отдых.

Благодарю Бога за то, что я чудесным образом выбрал хорошую матушку. Ведь мы, будучи семинаристами, выбираем супругу в первую очередь как будущую матушку, помощницу священника. Она никогда не боится учиться, многое берет на себя, поэтому я могу сосредоточиться на своем служении, разделяя заботы и боль других людей.