Православный Саров

Подписаться на RSS-поток

Становление отношений Российского федерального ядерного центра ВНИИЭФ и Русской православной церкви

Второе пленарное заседание

Дом ученых РФЯЦ-ВНИИЭФ, 9 марта 2000 года

Сладков Дмитрий Владимирович

Я попытаюсь рассказать о том, как проходило обсуждение на первой секции, что обсуждалось фактически за эти два дня. Секция изначально называлась «Позиция церкви по отношению к развитию науки и техники». Реально же обсуждение в значительной мере переместилось в сторону проблематики, стоящей

в заголовке всей конференции. Обсуждались проблемы взаимодействия Русской православной церкви и ведущих научных центров России, общие ценностные моменты, цели и смысл сотрудничества Православной церкви и науки.

Задача взаимодействия церкви и науки: осознать высший смысл процессов познания и технического преобразования мира и общества, направить эти процессы к Богу. В известном смысле, речь шла о возвращении к представлениям, распространенным в средневековье: наука — служанка богословия, наука — один из путей богопознания. Ведь современную науку никак нельзя назвать путем к Богу.

В области взаимодействия церкви и науки есть и совершенно практическая задача: создать здоровый нравственный климат в научном сообществе, во всех современных профессиональных сообществах. Обсуждался и вопрос о солидарной ответственности церкви и научного сообщества за воспитание молодежи.

Обсуждалась и проблема гражданской и нравственной ответственности за последствия реализации масштабных научно-технических проектов, в том числе связанных с охраной тварной природы самого человека перед лицом экспансии новых биотехнологий. Была даже такая аналогия: возможно, при охране самой природы человека от технологического насилия понадобятся усилия, сравнимые с усилиями, которые делались в борьбе с проектом поворота северных рек. И поскольку значительная часть людей тогда, в деле спасения рек, были людьми верующими и церковными, то говорилось, что и здесь силы для такой борьбы по защите тварной природы человека может дать только церковь.

Все это касается целей сотрудничества между церковью и учеными. Что касается путей осуществления такого сотрудничества, все сходились на том, что это, прежде всего, глубокое освоение современными инженерами и учеными святоотеческого наследия. Но тут же отмечались и трудности на этом пути. Святые отцы опирались еще на античную или постантичную византийскую понятийную систему. Лет с тех пор прошло немало, и представления современного научного сообщества возникли и развивались совершенно в ином культурном контексте. В связи

с этим возникает масса трудностей понимания и интерпретации старых святоотеческих текстов современными специалистами в области науки и техники. Поэтому здесь необходима особая, очень сложная и ответственная работа по переводу

не только с греческого на русский, но и «с русского на русский», чтобы это обращение современных ученых и специалистов к святоотеческому наследию стало возможным.

Сегодняшний кризис науки и основанной на ней техники во многом связан с тем, что они фактически обслуживают нынешнюю потребительскую цивилизацию, своего рода новую вавилонскую башню. На секции говорилось о том, что новые концептуальные основания науки и техники могут быть построены лишь внутри церкви, понимая церковь широко, как всех церковных людей, весь церковный народ. Говорилось об изживании поверхностного прогрессизма, наивной веры в науку, этого неадекватного отражения происходящего в мире, о том, что истинный прогресс может быть связан только с прогрессом души человека.

Дважды усомневалась сама постановка задачи, предпринятая на нашей конференции. Оба раза это были сотрудники Ядерного центра.

Первое вопрошание было таким: надо ли вообще заниматься христианизацией науки, если у нас нет христианской экономики, христианской политики, христианского хозяйства... Куда ни посмотришь — ничего нет, и в этом смысле то, что у нас наука не христианская — такая, казалось бы, мелочь. В первую очередь надо заниматься устройством на христианских основаниях обычной жизни.

А второе вопрошание было таким: а надо ли заниматься христианизацией науки перед лицом очевидного пришествия Антихриста и конца света. Нет ли здесь, в условиях надвигающегося потопа или, как Святейший Патриарх недавно выразился, «строительства общемировой системы зла», более актуальных и насущных задач? Не занимаемся ли мы здесь своего рода «игрой в бисер»?

Произошло обсуждение, и ответ (может быть, не все его приняли) прозвучал примерно такой. Наука осуществляет тотальное влияние на современный мир. Это происходит через технологии, современный мир насквозь ими пронизан. И поэтому, помимо совершенно понятных и очевидных констатаций: «Не можем знать ни дня, ни часа...», «Помирать собрался, а рожь сей», — эта тотальность влияния науки, от которой так много зависит в сегодняшнем мире, делает предмет нашего обсуждения первоприоритетным, не менее приоритетным, чем, например, экономика или педагогика.

На секции была поставлена задача восстановления на новом историческом этапе и в новых формах существовавшей прежде связи богословия, философии, фундаментальных наук и различных областей прикладной практики. Отец Кирилл Копейкин выдвинул целую программу исследований и разработок, направленных на решение этой проблемы, как богословских, так и научно-методологических. Мы довольно долго ее обсуждали.

Что это за программа, какие задачи она перед собой ставит?

Осмысление результатов современного фундаментального естествознания и опирающихся на него областей техники в контексте христианской традиции.

Выяснение методологического предела возможностей объективирующего знания современного типа, прежде всего, физического знания.

Исследование порождающих структур языка и внутренней логики человека с целью нахождения глубинных соответствий между так называемым внутренним миром человека и так называемым внешним миром природы.

Осуществляемое на этой основе наполнение формального математического аппарата научных теорий прозрачным и интуитивно ясным смыслом.

Поиск глубинных смысловых связей между библейским повествованием о творении мира и современными космологическими концепциями.

Переориентация фундаментальной науки с проблематики внешнего преобразования мира на преобразование самого человека, его логоса, познающего

и практически осваивающего, преображающего мир; движение через преображение человека к преображению мира.

Уяснение того, что произойдет при такой переориентации фундаментальной науки с техникой, которая на эту науку опирается. Какой будет эта «новая» техника, и что делать с миром уже существующей техники, которая сегодня заполняет собой весь универсум цивилизованной жизни. Куда будет этот мир «старой» техники эволюционировать при так заданном развитии науки?

Уяснение связанности научного универсализма современного типа с протестантской традицией. Нельзя говорить, что современная наука является протестантской, но она исторически родилась в лоне протестантизма.

На секции была поставлена и проговорена задача выдвижения нового и более мощного, универсализма, который может быть рожден в лоне православия. По крайней мере, такую задачу ставить не запрещено. Фактически это предложение нового типа экспансии православия в мире — через создание новой научной методологии. Универсальной, естественно, как и любая научная методология.

В связи с этим обсуждалось: возможна ли православная наука, православная научная методология. И рядом коллег было достаточно жестко сказано, что сами по себе естественные науки не могут быть православными, они универсальны. Но, наверное, в связи с их историческим возникновением, тем или иным, они могут нести на себе отпечаток того, где они возникли, в какой духовной традиции. В этом смысле, может быть, имеет смысл говорить не о православной или протестантской методологии науки, а о методологии науки, созданной православием, или, скажем, протестантизмом.

Что касается гуманитарных наук, то Владимиром Леонидовичем Махначом было сделано утверждение, не обсужденное и не оспоренное, что гуманитарные науки могут быть в принципе только конфессиональными.

Довольно подробно обсуждалась проблематика науки и магии. Говорилось о том, что исторически наука росла из одного корня с магией. Но, начиная с какого-то момента, часть этого древа стала культивироваться церковью совершенно осознанно как раз в интересах борьбы с магией и политеизмом, и постулат современной науки, рожденный в те годы: «Мир мертв и неодушевлен, и только человек живой», родился в борьбе против бесчисленного сонма духов, населяющих каждый кустик. Отсюда, собственно, и родилась впоследствии позиция экспериментатора, противостоящего неодушевленному миру, наблюдаемому извне либо преобразуемому технически.

На секции говорилось о необходимости изживания нынешнего, как бы магического, характера техники, которая исходит из неизменности, данности человека. Как магия ориентируется не на духовное восхождение от силы в силу, не на преобразование самого человека, а на то, что остающийся равным сам себе человек без духовных усилий, при помощи каких-то внешних действий, заклинаний, зажигания щетины черной свиньи в полнолуние и так далее пытается изменить окружающий мир. Типологически, структурно современная техника имеет с этим типом действия кое-что общее.

Говорилось и об опасности внесения магии в науку. Вспоминали исторические прецеденты — фашистскую Германию, ряд обстоятельств советской истории, говорили об опасности соединения магии и современной техники, о том, что при этом может родиться довольно жутковатая цивилизация совершенно нового типа. Этому надо противопоставить внесение в науку этического начала. Однако отмечалась вместе с тем и недопустимость намеренной демонизации науки и техники, их намеренного и недобросовестного очернения в глазах современного общества.

Говорилось и о необходимости строительства новых организационных структур, которые бы обеспечивали повседневное взаимодействие между церковью и наукой по всему кругу вопросов жизни общества и государства, структур как собственно церковных и научных, так и общественных. Рассказывалось об опыте Сарово-Дивеевского отделения собора, а уже уехавший Михаил Иванович Гельвановский говорил об усилиях по формированию Религиозно-социального ученого собрания.

Нужны структуры, представляющие интересы церкви в мире науки. Нужны также структуры, представляющие интересы науки и техники в церкви. Андрей Борисович Ефимов говорил о необходимости координационного межведомственного совета по взаимодействию церкви и науки, организованный патриархией и Президиумом Академии наук. В этом координационном Совете будут создаваться разнообразные секции, православные ученые советы, православные экспертные советы. Приведу пример. На последнем соборе в Свято-Даниловом монастыре по инициативе академика Челышева, если не ошибаюсь, была сформирована комиссия, которая на хорошем академическом научном уровне будет осуществлять православную экспертизу школьных учебников.

Последний обсуждающийся вопрос — о необходимости межконфессионального диалога в области взаимодействия церкви и науки. Этот диалог фактически уже ведется на международном уровне. В частности, Владимир Ильич Иванов говорил о том, что это происходит в области проблем, связанных с биоэтикой, с развитием новых медицинских и биологических технологий. Мы в этом диалоге, с его точки зрения, отстаем, а надо ставить задачу нашей экспансии и работы на опережение.

У этого диалога есть и внутреннее измерение. Мы живем во многоконфессиональной и многонациональной стране и должны, оставаясь православными, постоянно иметь дело и устанавливать отношения с этой многомерной реальностью, социальной, культурной, политической, которая нам дана. Ну, а чтобы выходить на уровень межконфессионального диалога, самим православным необходимо иметь свою тщательным образом проработанную позицию по всему обсуждавшемуся кругу вопросов. Позицию, где бы они утвердились сами. Только тогда можно выходить на такой диалог. Такую позицию, вообще-то, сегодня нужно строить и безотносительно диалога, она просто нам нужна — сама по себе.

Протоиерей Владимир Воробьев

Мы на своей четвертой секции много говорили о практических мерах в области работы с молодежью и договорились о необходимости открытия филиала Свято-Тихоновского богословского института в Сарове. Даже успели поговорить об этом с Радием Ивановичем Илькаевым, который обещал всяческую поддержку.

Мы обсуждали довольно конкретно, какие здесь есть проблемы в воспитании молодежи, в том, чтобы привлечь ее к православию. И было сказано, что местными усилиями довольно трудно справиться, потому что гуманитарных вузов в городе нет и открыть их в ближайшее время не представляется возможным. Филиал нашего института мог бы явиться таким началом общегуманитарного православного образования, имеющим как составляющую и богословский факультет.

Мне кажется, эта тема шире, чем просто воспитание молодежи. Тут можно искать ответ и на многие вопросы, которые были поставлены в общем списке вопросов нашей конференции. Через работу в филиале можно было бы попробовать решать и другие вопросы. Этот филиал можно было бы сделать не только образовательным, но и научным центром. Тем более, что наш институт имеет государственную аккредитацию, мы выдаем государственные дипломы. Теперь есть правовая база для организации обучения по специальности «теология», и можно было бы достаточно широко решать все поставленные здесь вопросы. Мне кажется, это важный вывод, и его можно было бы внести в итоговый документ.

А еще мы довольно много говорили о демографических проблемах, потому что они тоже естественно связаны с молодежью. И о том, что препятствует нормальной жизни нашего народа, о том, как изуродована психология нашего народа и его молодых поколений пропагандой новых способов жизни. Может быть,

и не новых, а старых, но с применением новых технологий, направленных против семейной жизни.

Это тоже очень важная тема, и я думаю, что ее нужно из одного лишь этического плана выносить на более широкий горизонт. Не потому, что этический план плох, он очень важен и хорош, но он труднее всего воспринимается. Когда мы пытаемся противостоять происходящему лишь доводами от этики, нас меньше всего слышат, потому что современное общество, и в особенности государственные структуры, меньше всего озабочены этическими проблемами.

Надо, мне кажется, ставить вопрос именно о выживании нации. И здесь вполне естественен научный подход к этим вопросам, с использованием всего авторитета науки. Надо решать вопрос о том, какие меры необходимо принимать для выживания нашего народа. Мне кажется, если ученые за это возьмутся всерьез, то государство вынуждено будет на это реагировать, и некоторые вещи могут быть просто запрещены. Вот, например, в Америке запретили курение. Это же факт, в Америке не курят больше. Это, в общем, фокус какой-то, потому что фирмы, которые производят сигареты, есть, но все эти сигареты теперь экспортируются в страны третьего мира и в Россию, которая теперь, не поймешь, то ли третий, то ли уже четвертый мир. А в Америке курить просто запрещено. Почему у нас не могут запретить соответствующие безобразия?

Еще я хотел сказать о взаимодействии православия и науки. Об этом уже было сказано раньше, но немного другими словами. Современная наука, самая сильная, родилась именно тогда, когда христианство начало заниматься наукой. Когда наука христианизировалась, тогда и кончилась магия и началась настоящая наука. Я не думаю, что нужно говорить о христианской физике и христианской математике, но, во всяком случае, вера в Бога всегда все очищает, облагораживает, делает добрым, а не злым. То есть вера возможна везде, в искусстве, в литературе, в науке, и от этого все, к чему прикасается вера, делается добрым и выигрывает.

И политика тоже должна подвергаться христианскому влиянию, в том числе влиянию христианской науки. Мне кажется, многие наши бедствия связаны именно с тем, что христианское влияние прекратилось. Оно сейчас не оказывается в достаточной степени ни в научной сфере, ни в политике, и мы должны, конечно, бороться за это влияние, должны и в политической жизни страны участвовать, и свою науку христианизировать. Мне кажется, что и в Сарове, в частности, это тоже нужно. Вот скажем, мы обсуждали проблему храма преподобного Серафима и театра. Ну, ясное дело, если бы во властных структурах были христиане, то проблема решалась бы иначе. Нужно как-то об этом думать, продвигать во властные структуры верующих людей.

Активнее нужно быть. Это наша беда, что мы отучены от активности советской властью, мы привыкли сидеть в гетто, в лучшем случае, за высокой монастырской стеной, и не высовывать носа. Нам там хорошо, и ладно.

Между прочим, когда мы образовывали свой богословский институт, мы встретились с такой позицией внутри церкви: «Зачем это нужно!? У нас же есть Духовная академия, есть семинария. Зачем еще какой-то неизвестный институт? Еще неизвестно, что он сделает, каким подвергнется коррозиям и искажениям. Может, теология станет открытой для женщин, а может теология перестанет быть православной». То есть, это не активная позиция. Понимаете, мы сидим уютно у себя в квартире, закрываем ее железную дверь, и все — нам больше ничего не надо, оставьте нас в покое, у нас тут и зарплата, и все хорошо. Эта психология воспитана в нас долгим периодом гонений, и пока мы от нее не уйдем, пока мы не станем относиться к жизни иначе, ничего хорошего быть не может.

Между прочим, не так уж мало хороших людей у нас в народе, и наш народ по-прежнему талантлив. Вот мы вчера были в Санаксарском монастыре. Ну, это просто глаза из орбит вылезают. Вот что может сделать русский человек. На пустом месте, на руинах, без всяких дотаций, без всякой помощи. Они пришли туда под зиму. Им сказали: «Жить здесь невозможно, уходите, ищите себе квартиры на зиму». Они сказали: «Нет, мы остаемся здесь», — и так и сделали. Сейчас монастырь становится центром во всех отношениях. Там масса производств. Причем, все они делают лучше, чем другие производственные структуры.

Так что мы еще можем. Можем. Пока еще не до конца выродились. Не до кон-

ца заболели. Нужно только активно действовать. Нужно объединиться. Нужно быть оптимистами. Нужно брать дело в свои руки и делать его.

Не надо думать, что наши противники сильны. Это не так. Это только впечатление такое, тоже по инерции. На самом деле, они все разобщены, борются за власть друг с другом, и если мы приходим куда-то активно — в то же министерство образования или какое-нибудь иное место, то очень быстро находим сторонников и все можем переломить, перевернуть. Мне кажется, главный тезис, который нужно включить в итоговые документы, это призыв к нашей ответственности, к нашей активности. Нужно увидеть себя во всех этих проблемах не только жертвами, не только пассивными зрителями. Нужно понять, что мы в большой степени виноваты в том, что все так плохо. Мы должны быть ответственны.

К нам часто приходят бедные матери и плачут о своих погибающих детях: «Вот, мой сын наркоман, моя дочь пошла на улицу... Помогите... Что мне теперь делать, такое несчастье...» Понимаете, это достойно всякого сочувствия и надо оказывать помощь, верно, но произошло это не случайно. Кто воспитывал детей? Ты и воспитывала, прежде всего, своим примером безбожной жизни. Вот и результат.

Точно так же и мы. Ведь что происходит: это не кто-то чужой пришел

и сотворил, а мы сидели на балконе и смотрели. Мы тоже тут жили. Это плоды и наших усилий, наших грехов. И мы должны обязательно каяться и, засучив рукава, должны устремляться на подвиг, просто на подвиг борьбы со злом. Это ответственность каждого христианина. Зло так торжествует лишь при нашей полной пассивности. Если люди действительно идут, как на войну, отдавая свою жизнь, они могут удивительно много, даже один человек может совершить удивительно много с помощью Божией. Это нам показывает пример всех святых. Каждый человек, если он берет на себя ответственность, если он понимает, что должен свою жизнь отдать за добро, он может переломить какой-то процесс, вспять развернуть историю зла.

Иерей Константин Татаринцев

За два дня работы второй секции ее состав был подвижен, минимум было пять человек, максимум — четырнадцать. Мы старались обсудить вопросы в рамках названия секции. Секции имеют разные названия, но я думаю, что мы, в общем-то, говорили об одном и том же.

Прежде всего, мы обсудили проблему встречи, вхождения священника в мир ученых. Задавались вопросы: надо ли священнику иметь светское научное образование, чтобы быть понятым, принятым, чтобы духовно окормлять своих собратьев от науки. Мнения разделились. Кто-то считал, что, безусловно, наличие такого образования у священника решит проблему встречи, узнавания и будет способствовать одухотворению людей науки. Кто-то считал, что это совершенно не нужно. Моя позиция в этом вопросе, наверное, поменялась после того, как мы вчера отслужили молебен с акафистом у мощей преподобного Серафима Саровского. Преподобный Серафим Саровский не имел ни одного высшего образования, а окормлял и генералов, и ученых, и простолюдинов, и неграмотных людей.

В результате обсуждения мы пришли к выводу, что важно не светское образование священника, а его одухотворенность. Входя в научный коллектив, важно не оказаться «своим среди своих», а привнести слово Божие, истину, любовь. Смысл пребывания священника в научном коллективе — не просто соработать ученым. Были даже такие мнения: а почему бы священнику из ученых не продолжить свою научную деятельность параллельно со служением. Но апостол Павел говорит, что нельзя двум господам служить одновременно. Правда, тут говорилось немножко о другом, но о служении священническом и служении научном, наверное, можно сказать то же самое. Священническое служение подразумевает полную самоотдачу. Наверное, священник в научном коллективе должен вдохновлять коллектив на работу. В трудные моменты, когда порой человеку науки приходится быть аскетом, помогать ему избегать уныния, малодушия.

Одним из результатов обсуждений на нашей секции явился вывод о том, что светские беседы, просвещение, катехизация — это очень значимые моменты, но пока не будет участия людей науки в христианских таинствах, их душа не будет одухотворяться, они не станут людьми духовными. Да, они могут стать эстетами от веры, людьми, интересующимися верой, удовлетворяющими свое любопытство, узнающими день своего ангела и смысл того или иного праздника. Но пока не будет настоящей духовной жизни, сакральной мистической встречи с Господом

через христианские таинства, воцерковления людей науки не произойдет.

Тут, конечно, очень важна личность священника. Священник может быть тем, кто привлечет людей науки в свой приходской храм, если этот храм находится недалеко от научных заведений. Он может быть активным и по отношению

к происходящему в коллективах ученых, проводить беседы и так далее. Формы работы могут быть очень многообразны, но смысл один — одухотворить деятельность ученого через настоящее воцерковление.

Другая проблема, которую мы обсуждали: являются ли те зачатки взаимодействия церкви и науки, кои мы сейчас наблюдаем, параллелью с взаимодействием церкви и армии, тем, что мне близко. Мне довелось много лет видеть развитие этого взаимодействия. Мнения у нас на секции были тоже различные. Кто-то считал, что ничего общего в этом нет, потому что воины призваны к жертвенности и непрестанно готовы отдать свою жизнь за Отечество, «за други своя», а труд ученого этого не подразумевает. Мне кажется, что параллели здесь есть. Аскеза ученого, его труд, может быть, растягивает его подвиг жертвенности на многие-многие годы.

При начале взаимодействия армии и церкви военнослужащие отторгали церковь, не принимали ее. Идеологические установки, более косные, чем в науке, мешали военным воспринимать слово Божие. Но труд на этом поприще, порою очень тяжелый, связанный с обидами, непониманием, отторжением священника от воинского коллектива, тем не менее, принес уже свои добрые плоды. Все настоящее стяжается долговременным усилием. Это усилие предпринималось из года в год, и мы видим очень добрые плоды. Во многих военных учебных заведениях существуют православные храмы и часовни, освящаются не только воинские знамена и техника, освящаются души военнослужащих. Священники регулярно и во многих местах принимают участие в принятии воинской присяги. Все это просвещает и освящает деятельность военнослужащих. И нечто похожее, наверное, будет происходить в воздвижении общей позиции церкви и науки.

Посему структурным моментом представляется создание такого органа или учреждения, которое бы координировало это взаимодействие. Мне видится, что это должно быть в недрах самой церкви. Приведу пример: московскому священнику, который связан с приходской жизнью, с преподавательской деятельностью, с работой в синодальном отделе или в синодальной комиссии, просто так приехать в Саров невозможно. Для этого необходимо благословение правящего архиерея и председателя синодального отдела. А если будет такой координирующий орган, то вопросы, будь то усилия Богословского института по созданию здесь филиала или участие в окормлении людей науки священников, проявивших себя как умелые пастыри, будут решаться легко, и помощь будет скоординирована.

Мне думается, что на базе Сарово-Дивеевского отделения ВРНС и нужно создавать такую структуру, где бы она ни находилась, здесь или в Москве, в структуре существующих синодальных отделов или в виде координационного совета при Академии наук или при Синоде. Это вопрос, наверно, технический. Он будет решаться и нашими усилиями, и волей Божией. Но создание такого органа является необходимостью.

На нашей секции были высказаны и другие интересные мнения. Их было много, и трудно будет привести их сразу. Выделю позицию Николая Евгеньевича Емельянова о том, что при работе по созданию банка данных о новомучениках обнаружилось определенное соотношение, корреляция. Каждый день в среднем создаются жития двух-трех новомучеников. И каждый день на нашей святой земле открывается в среднем два-три храма. Это соотношение очевидно и зримо.

Представляется, что укрепление духовной жизни на святой саровской земле, в городе Сарове, воссоздание со временем Саровской обители, возвращение первого храма, освященного в память о Серафиме Саровском, потребует и работы по воссозданию жизнеописаний новомучеников, тех насельников Саровской обители, которые пострадали от безбожников в годы этого страшного лихолетья. Эта работа очень долговременная. Получить допуск в архивы ФСБ, бывшего КГБ, обработать их, написать жизнеописания — все это потребует большого времени. Наверное, было бы очень значимо, чтобы к моменту открытия Саровской обители или, по крайней мере, храма преподобного Серафима Саровского были созданы синодики-поминания наших новомучеников с просьбой об их молитвенном заступничестве. Думается, это существенно уменьшит те трудности, с которыми мы сталкиваемся в деле открытия храма на Саровской земле.

При том, что в работе нашей секции высказывались многочисленные

и весьма различные мнения, эта работа проходила духовно. Не было острой полемики, мы просто обменивались мнениями. Мне очень понравилось, что прихожане саровского храма Всех Святых даже назвали нашу секцию формой духовного окормления ученых. Так уж получилось — приходилось делиться своими пастырскими наблюдениями, случаями из жизни. Может работа нашей секции — это и есть пример взаимодействия науки и церкви.

Сладков Дмитрий Владимирович

С одной стороны, вы говорите о том, что координирующий орган по развитию взаимодействия церкви и науки должен быть внутри самой церкви, с другой стороны, о том, что этот орган мог бы создаваться на базе Сарово-Дивеевского отделения собора. Но собор, в том числе его Сарово-Дивеевское отделение — это общественная организация. Конечно, главой этой организации является Святейший Патриарх, а одним из заместителей главы — митрополит Кирилл, но все-таки это общественная организация, близкая к церкви, но не являющаяся собственно церковной структурой.

Иерей Константин Татаринцев

По крайней мере, работа Сарово-Дивеевского отделения собора выявила людей из церкви и людей от науки, которые способны этим заниматься. Это ядро. Мой опыт, говоря о взаимодействии армии и церкви, когда создавались координационные комитеты по взаимодействию армии и церкви, туда входили все силовые структуры: Министерство обороны, МВД, МЧС, ФАПСИ, Главспецстрой, Минатом, — те министерства, которые имели законные вооруженные формирования, и этот комитет успешно работал в недрах ОВЦС. Происходили разные жизненные моменты, работа то расширялась, то свертывалась, то вообще прекращалась. И пока не возникла постоянно действующая — вначале сектор внутри ОВЦС, а потом Синодальный отдел, выделившийся от ОВЦС. Работа по взаимодействию с Вооруженными силами, эта работа, все-таки, имеет опасность быть недолговременной. Она может иметь определенное развитие, интерес. Потом угасание этого интереса или развития. А вот постоянно действующий орган, мне, все-таки видится, в недрах церкви должен быть. А между его заседаниями должна работать постоянно действующая группа.

Протоиерей Владимир Воробьев

Отец Константин сам служил в армии и, когда стал священником, пошел трудиться на поприще взаимодействия церкви и армии. И очень успешно работает, мы все знаем. Поэтому было очень странно слышать из его уст вывод о том, что священникам, которые работают в ученых кругах, не обязательно быть образованными людьми и понимать науку. Напротив, священнику, который сам занимался наукой и имеет научное образование, легче решать проблемы научного сообщества. Мне кажется, это очень ясно.

Иерей Константин Татаринцев

Я уже говорил, что сам был на этой точке зрения до вчерашнего молебна. Я капитан военно-воздушных сил, по образованию физик и математик. Это, собственно говоря, моя настоящая профессия. Святейший Патриарх меня воспринимает больше как офицера, нежели как специалиста по квантовой гидродинамике, этим и было обусловлено то, что я оказался окормляющим армию. Действительно, мне легко в воинских коллективах, мне легко и в научных коллективах. У меня много духовных чад в области науки во всем ее спектре — и гуманитарные специалисты, и естественники. Говоря о военных, это уровень и министров, и курсантов. Конечно, соответствующее образование очень способствует и помогает в этой работе, но мне видится, это не значит, что оно должно быть главным. Я знаю много образованнейших людей, которые не смогут прийти ни в научный коллектив, ни в военный коллектив в силу отсутствия какой-то одухотворенности, любви. Нельзя прийти к военным, если ты сам не любишь армию, цинично к ней относишься. Нельзя прийти к людям науки, если ты прекрасно образован, защитил диссертацию, но к собратьям относишься с претензией, предвзятостью, нелюбовью. Само по себе образование не поможет. Здесь нужна христианская любовь. Будь она в полноте, она покроет и отсутствие специального образования. Много священников, которые имели только семинарское образование, успешно трудятся

на этой ниве. Здесь важно преимущество в духовном опыте.

Кондрашенко Алексей Валерьевич

Надо сказать, что на своей третьей секции по сути мы были весьма близки к тем вопросам, о которых уже рассказывал о. Константин. Но в силу названия секции наше обсуждение проходило как бы на более приземленном и практическом уровне. Мы думали, какие надо принимать организационные меры. В работе приняли участие представители трех очень крупных научных центров. Это Дубна

и два закрытых города Минатома — Саров и Новоуральск. В Сарове и Новоуральске есть по одному действующему православному храму, очень небольшому. В Новоуральске совсем крошечный, у нас тоже все видели какой. В Дубне в настоящее время есть уже три действующих храма и готовится к открытию четвертый.

В работе принимали участие два священника — настоятель храма святого Пантелеимона в Дубне о. Александр Любимов и настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Новоуральске о. Алексей Ермаков.

Вот что было констатировано. Для всех очевидно, что воцерковление научного и инженерного сословия идет чрезвычайно медленно, а в городах Минатома — катастрофически медленно. Очень мало ученых воцерковляется даже в городах, где есть православные храмы. Может быть, так и должно быть. Отец Дмитрий Смирнов выступал у нас на секции и приводил пример с сосной. Говорил: вот сосна растет. Если ее поливать, она растет быстрее. На три процента быстрее! Стоит ли поливать, стоит ли предпринимать какие-то организационные усилия, прыгать выше головы, стремясь ускорить этот процесс? Более-менее единодушно на секции было принято решение: «Да, нужно сосредоточить свое внимание, прежде всего, на организационных мерах».

Отцом Дмитрием Смирновым было высказано еще одно очень интересное сравнение. Обычно христианизация различных племен начиналась с того, что веру принимал князь. У нас «князь» веру принял. Все видели, что директор института человек православный. А научное сообщество, тем не менее, веру не принимает.

Теперь о том, что у нас делается в закрытых городах Минатома. Их десять. Каждый из них является крупным, если не научным, то техническим центром. На данный момент только в четырех закрытых городах есть православные храмы. Тому есть и внутренние причины, и внешние. Надо сказать, что население, которое там живет, в том числе научно-технические работники, было четко ориентировано на советские ценности, на исполнение своего долга в рамках советского строя. Православные ценности для него оказались непривычны. В то же время, это люди, которые отдали жизнь на создание ядерного щита.

Буквально сейчас я шел с работы. Навстречу шли два очень крупных ученых нашего института. Когда они проходили мимо, я услышал обрывок разговора. Один говорит другому: «Много лет жили без православия, зачем оно нужно нам сейчас...» Они прошли, и я не слышал окончания разговора. Эти настроения характерны. В этом — внутренние причины того, почему воцерковление идет медленно.

Но есть и внешние причины. Это открытое и скрытое сопротивление как администрации закрытых городов, так и администрации градообразующих предприятий. В Сарове мы видим это явно в вопросе с театром.

Протоиерей Владимир Воробьев

Думаю, не совсем справедлива ваша идея о том, что город был ориентирован на выполнение оборонных задач в советское время, ответственность воодушевляла всех его жителей, и поэтому сегодня они не могут принять православие. Я думаю, это не совсем так. Это видно из того, что, как только изменилась внешняя политическая погода, так наши ученые, в том числе и сотрудники ядерных центров, превратились из тех, кто делал ядерный щит Родины, в тех, кто его предал. Взяли и отдали американцам все свои секреты. И сейчас очень часто работают по заказам Америки, получают американские деньги.

Меня это просто поражает. Я бы не смог сейчас взять и получать деньги от Америки, выполнять какие-нибудь американские заказы. Православные люди этого не понимают. Поэтому я не думаю, что здесь такая причина, как вы говорите. Я думаю, причина другая. Безбожная жизнь — это жизнь греховная. Понимаете, принятию веры препятствует грех. Не какая-нибудь установка на оборонные работы, скажем, на физику. Нет. Грех препятствует. Люди, которые очень долго жили без Бога, закоснели в этом. Потому им нужно покаяться, чтобы принять веру, а они каяться не умеют и не хотят.

Тут требуется проповедь. Тут нужна настоящая проповедь покаяния. Нужно грех обнаружить, показать, что так жить нельзя, показать, к чему это приводит. А эта проповедь здесь очень слаба. Это вина церкви и вина тех немногих христиан, кто здесь уже есть. Мне кажется, нам всем здесь нужно отнестись к себе более строго и действительно начать проповедь веры и покаяния. Если мы не покаемся, мы погибнем. Народ наш просто погибнет.

Кондрашенко Алексей Валерьевич

Спасибо за дополнение, о. Владимир. Один из моментов, который обсуждался и был единогласно принят на секции, состоит в том, что наши документы, в которых будут отражены проблемы городов Минатома, надо обязательно послать в Минатом,

а также руководителям всех исполнительных и законодательных властей, директорам градообразующих предприятий Минатома. На них надо воздействовать.

Второй момент, тесно связанный с первым. Города Минатома благодаря тому, что наше законодательство этому не препятствует, кишмя кишат различными сектами. Дело доходит до потрясающих моментов. В закрытом городе Северске, это бывший Томск-7, Сибирский химический комбинат, прямо напротив управления комбината строится или уже построена (у меня сведения двухлетней давности) церковь свидетелей Иеговы.

Там сосредоточено потенциально несколько Чернобылей. И у людей, которые работают на таких работах, только сейчас появилась возможность перекрестить лоб в православном храме. До этого был только храм свидетелей Иеговы.

Уже на первом пленарном заседании говорилось о слабости и «дырявости» нынешнего законодательства. Оно благоприятно для проникновения сект. Надо отметить в заключительном документе, что, может быть, необходимо поставить заслон в рамках общего законодательства. Надо как-то усилить этот заслон проникновению сект, может, путем поправок к закону о ЗАТО, если это возможно. Проникновение сект — это страшная вещь в закрытых городах, и последствия могут быть самые чудовищные.

О миссионерской деятельности здесь уже говорилось много, я не буду повторяться. У нас обсуждение шло примерно в том же духе. Надо добиваться создания структуры, которая бы занималась взаимодействием ученых с церковью.

И надо как можно быстрее добиваться заключения соглашения по типу того, что уже есть у церкви с армейскими структурами, о том, чтобы священники имели право доступа на рабочие места, в режимные подразделения. Это крайне важно. Миссионерская деятельность по месту работы крайне важна. Я думаю, что в случае оформления такой договоренности дирекция нашего института, конечно, возражать не будет. Должна быть рамочная договоренность, и в рамках этой договоренности крайне важно, чтобы, скажем, о. Владимир Воробьев имел возможность выступить не только здесь, но и прямо в режимном подразделении, где народу соберется гораздо больше.

Дело в том, что у нас сложился некий круг людей. Он состоит из нескольких десятков человек, и когда приезжает богослов или священник, ходят на эти выступления одни и те же люди. Им все понятно, они с удовольствием слушают, хотя далеко не все из них воцерковлены. Люди, которые входят в этот круг и воспринимают эти идеи, получают возможность общаться между собой. Так и идет духовное общение. Но этот круг людей не растет. Поэтому крайне важно, чтобы появилась возможность доступа священника на рабочие места.

Говоря о миссионерской деятельности, мы пришли к тому же выводу, о котором уже сказали о. Владимир Воробьев и о. Константин Татаринцев. Уровень миссионерской деятельности мирян — светских людей, конечно, надо повышать. Безусловно, уровень светских людей, которые занимаются миссионерской деятельностью среди ученых, должен быть высоким. Спорить с учеными трудно — они дотошные. Скажем, мне часто не хватало подготовки для того, чтобы переспорить ученых. Конечно, надо открывать филиал богословского института. Я думаю, условия для этого созрели.

Кондрашенко Алексей Валерьевич

И ладно, ничего, и без них сделаем. У нас первые выпускники Свято-Тихоновского института это уже молодые люди. Это люди вполне зрелого возраста, и Алексей Федоров, и Александр Брюховец. Особая ценность таких людей состоит в том, что они уже известны в научных кругах. Молодежь — прежде всего, но и такие люди постарше тоже очень нужны. Мы полностью согласны с тем, что пункт об открытии здесь филиала Свято-Тихоновского института нужно также обязательно включать в итоговые документы.

Как я уже говорил, у нас в секции работали два священника. И дубнинский о. Александр, и новоуральский о. Алексей чрезвычайно самокритично проанализировали свою деятельность по работе с учеными и оба признали, что, конечно, нужны дополнительные усилия, дополнительные знания для того, чтобы продуктивно работать с учеными. Эта откровенность не то чтобы обрадовала, даже трудно подобрать слово... В общем, это звучало чрезвычайно утешительно для всех нас. Да и ученые, которые участвовали в заседании, были самокритичны. До общего покаяния дело не дошло, но стороны признали недостаточность усилий в этом направлении. Расти надо всем, расти и самим окормляемым, и окормляющим.

И еще одна проблема была затронута. Она не характерна для Дубны, но характерна для закрытых городов Минатома. Это проблема сословной неприязни. Дело в том, что во многих закрытых городах Минатома научно-техническая интеллигенция — это люди приезжие, чужие для местного населения. И, скажем, в Сарове традиционно было разделение, с самого момента, как город был закрыт и создан научный центр. Существовала, как бы белая кость, «научники», и все остальные.

Эта сословная вражда весьма велика и она совершенно четко проецируется на приходскую жизнь. То есть, бабушки, я условно говорю, бабушки, и ученые как-то не очень уживаются между собой в приходе. Вообще-то проблема решается просто. Нужно просто больше открывать храмов. И каждый найдет себе тот храм и того батюшку, который ближе. Мне кажется, что это тоже надо отметить в заключительном документе. Совершенно понятно, что для Сарова даже возвращение храма преподобного Серафима и возобновление там богослужебной жизни будет недостаточным. Уже сейчас надо ставить вопрос о строительстве в Сарове еще двух-трех храмов — за речкой и так далее. И давайте это тоже включим в итоговый документ. Надо уже сейчас работать над включением этого в градостроительные документы, на уровне проектов, поиска денег. Кстати, директор института обещал помочь в этом в рамках имеющихся возможностей.

Протоиерей Дмитрий Смирнов

У меня есть дополнение, как мне представляется, важное. Это довольно-таки трудоемкая идея, которая, однако, могла бы помочь в ситуации будущей катехизации и сближению «белой и черной кости». Тем более имею десятилетний опыт. Он, правда, во многом неудачный. Но у вас возможностей больше, и здесь это можно сделать. Это создание силами православных ученых очень престижной школы, куда родители стремились бы отдать своих детей. Школы, которая будет расширяться по мере прихода туда православных верующих педагогов, ученых и по мере того, как эта школа будет набирать свой престиж. Тогда эта школа будет первым этапом поступления в филиал и богословского института, и в другие высшие научные заведения. И там должно быть все поставлено на самом высоком уровне. Вот, как раньше при мехмате была вечерняя математическая школа.

В каждом научном центре нужна такая школа, где одним из важных компонентов было бы воспитание в лоне православной культуры, православной духовности. Это дело чрезвычайно трудоемкое, оно потребует жертв, потому что, конечно, никакие городские власти все это в полной мере оплачивать не будут. Здесь потребуется подвижнический труд. Но тогда через 10 лет мы уже будем иметь православных в количестве, гораздо большем, чем теперь. Надо лишь, чтобы нашлись такие подвижники, хотя бы три человека. Потому что школу или гимназию можно сначала делать совсем маленькую, начиная с 4-го класса, или типа колледжа, начиная с 7-го класса. Со всего города набрать самых хороших мальчиков и девочек, хорошо воспитанных, с хорошим поведением, с хорошо соображающей головой. И на высочайшем уровне рассказать им, что такое православие, что такое физика, что такое русская литература, русская история. Этот проект мне кажется наиболее эффективным для будущего города Сарова.

Кондрашенко Алексей Валерьевич

Здесь есть одно важное обстоятельство. У нас на секции о. Александр Любимов рассказал про опыт создания православных гимназий. Во многих местах взялись очень рьяно и перешли тонкую грань: когда начинаешь детям внушать что-нибудь насильственно, под давлением, у них реакция противоположная. И дело дошло до абсурда. В одной из этих православных гимназий была создана подпольная комсомольская ячейка. В знак протеста против слишком активного, по мнению детей, и, по-видимому, не очень профессионального внедрения православия. Это я, конечно, говорю не в качестве отрицания, а в качестве предостережения.

Протоиерей Владимир Воробьев

Не должно быть никакой неофитской ретивости, и должны быть умные люди. Поэтому сначала этот проект нужно очень хорошо подготовить. У нас тоже есть православная школа. Ей уже лет 15. Оформлялась она меньше, но это одна из самых сильных православных школ в Москве. И мы прошли весь этот опыт тоже. В такую школу очень часто отдают детей и неверующие люди, потому что проблема, как воспитывать детей нравственных, стоит у всех. И даже неверующие люди, которые имеют какую-то власть, очень легко узнают, что в элитарных колледжах, которые они финансируют, нравственности не учат. Оттуда выходят люди безнравственные. А здесь научают людей нравственным ценностям. И они приходят в православные школы, просят взять их детей. Так что это, действительно, мощное средство. Но эту работу нужно очень и очень тщательно готовить.

Мне хотелось бы еще сказать кое-что по поводу того, что уже было сказано ранее.

Во-первых, по поводу сект. Одно упоминание о сектах мне кажется недостаточным. Оно уже всем навязло в зубах и часто вызывает протест. Нужно очень хорошо, аргументированно объяснить, почему нельзя допускать сектантов в такие центры и вообще в науку. Прежде всего, надо объяснить это на примере сатанинских сект. Сатанисты не скрывают, что они приносят человеческие жертвы, это известно. Действительно, они служат злу. Убийство для них — это нормально. И если мы даем им такое оружие убийства, как доступ к ядерным технологиям, чего тогда можно ожидать. Сатанисты сейчас желают очень многого, они рвутся к власти везде и всюду. Думаю, что в Сарове тоже есть сатанисты. На их примере можно просто и наглядно объяснить, к чему мы идем, кто может с этим бороться, и почему нужна церковь. Нужно просто все подробно разжевать.

Во-вторых, еще раз по поводу саровского храма. Мне кажется, что хлопоты о храме идут очень вяло. Нужно пойти известным путем. Грядет столетие канонизации преподобного Серафима. Нужно потребовать, чтобы к этой дате был возвращен и отреставрирован монастырь целиком. Понимаете. Просто потребовать и все. И попросить, чтобы требование весь монастырь отдать и отреставрировать было из Москвы. Я думаю, что, конечно, этого они не сделают за три года. Но, может, храм отдадут.

Жидов Игорь Георгиевич

Я обращаю ваше внимание на то, что только наша секция имела непосредственное отношение к названию нашей конференции. Мне представляется, что первая секция и ее название — это сегодня немножко эстетство, не совсем по теме.

К счастью, в нашей секции собрались люди, которые высветили все проблемы. Говорили о том, что не надо путать церковь с идеологией. Были и неожиданные предложения — строить работу по типу КПСС. Реплика одного из батюшек вернула нас на грешную землю: «Миссионерство — долг каждого православного человека». Но тут же было сказано, что неофитам нужно быть поскромнее, многие из них считают, что раз они уже вчера ушли из секты, то сегодня они вправе обращать всех в православие. И своей убежденностью, что именно у них истина в последней инстанции, они часто отталкивают людей от церкви.

Я не согласен с некоторыми выводами, сделанными на секции. А уже сделанные выступления можно дополнить. В частности, было обращено внимание на то, что есть богословские пособия для врачей, для военных, много чего есть. Но нет разработок для ученых. Более того, появляются брошюры, в которых Библию трактуют как непосредственный источник естественно-научных знаний, как будто там есть прямые рецепты построения единой теории поля и тому подобное. Такие публикации огорчают.

На секции отмечалось и то, что если между наукой и церковью сейчас устанавливаются контакты, происходят конструктивные дискуссии, есть, по-моему, и близость взглядов, то у нынешней массовой культуры России происходит размежевание и с церковью, и с наукой.

Мы обсуждали особенности ученых как прихожан. У каждой профессии свои болезни. У шахтеров — силикоз, а у ученых — гордыня ума. Но, если они не будут переоценивать свои способности, они не смогут создавать новые сущности и не состоятся профессионально как ученые. Но гордыня ума — это и потенциальный источник грехов. Таким образом, есть своеобразные проблемы миссионерства в среде ученых, проблемы, я думаю, и богословские.

Большой урок для нас, жителей Сарова — это рассказ наших новоуральских гостей о построенном там дворце спорта. Стоит огромное здание, но оно не состоялось как дворец спорта, а превратилось в обычную дискотеку с наркотиками. Спортсменов-то мало, купить коньки — и то трудно, и на город как бы наложена епитимия по содержанию этого здания. Это прямо-таки проклятие целого города или, как говорится, чемодан без ручки — и бросить жалко, и нести тяжело. Наш же город на дотации. Вы посмотрите, как технологично действуют наши оппоненты. У нас есть противостояние артистов, любителей театра и церкви. Теперь в этот конфликт втягивают спортсменов, болельщиков, и конфликт еще более усугубляется.

Нам повезло, что в нашей секции работали о. Александр Любимов из Дубны и о. Алексей Ермаков из Новоуральска, заходил к нам и о. Дмитрий Смирнов.

Иерей Константин Татаринцев

Еще реплика о работе нашей секции. Всплывает иногда доброе «опосля», а это может быть дополнением в общий документ. Мы говорили о покровительстве науке. Со времен бегства из Египта у иудеев были воинские знамена. И сегодня любое воинское подразделение имеет свои знамена, с которыми выходит на бой. В последнее время на этих знаменах вновь, как и раньше, появляются святые покровители. Большое благо, что сейчас у войск РВСН есть покровительница великомученица Варвара, у авиаторов — святой пророк божий Илия, у сухопутных войск — великомученик Георгий Победоносец и архангел Михаил.

Мы на нашей секции обсуждали, кто же может быть покровителем людей науки. И вот мнение нашей секции: покровителем людей науки, которые трудятся и головой, и сердцем, и душой, обеспечивают безопасность нашей земли, причем трудятся на саровской земле, должен стать преподобный Серафим Саровский. Это итог работы нашей секции, и мы хотели бы, чтобы это тоже вошло в итоговые документы конференции. Может быть, надо обратиться к Святейшему Патриарху или через наш отдел вынести этот вопрос на обсуждение церкви. Я думаю, Святейший Патриарх с удовольствием благословит Саров иконой преподобного Серафима Саровского в дар собратьям-ученым.

Недоступ Александр Викторович

На заседаниях пятой секции присутствовало около 25 человек. Название ее звучало так: «Проблемы, стоящие перед разработчиками современных вооружений и другой современной техники», но большая часть работы, полтора заседания из двух, была посвящена все-таки современным вооружениям, об этом говорилось по преимуществу. Естественно, обсуждение выходило за рамки только лишь проблемы взаимодействия Русской православной церкви и ведущих научных центров России. Прежде всего решалась чрезвычайно актуальная проблема моральной допустимости для православных людей работать над смертоносным оружием. Но все участники секции однозначно решили, и о. Дмитрий Смирнов это утверждение благословил, что участники конференции считают высшим моральным приоритетом самоотверженную работу ученых над созданием, совершенствованием и сохранением боеспособности современного оружия, обеспечивающего сохранение военного паритета и так далее. Вся так называемая пацифистская деятельность, которая направлена на деструкцию ядерно-оружейного комплекса, военно-научной сферы, либо идет от недомыслия, либо исходит от непосредственных врагов России, ее государственной и военной мощи. И это надо зафиксировать в документе обязательно, потому что эти вылазки и выкрики не прекращаются до сих пор.

Было довольно много конкретных предложений, непосредственно связанных с различными аспектами вооружений. В частности, говорилось о том, что недопустимым является целенаправленное отвлечение от своих обязанностей ученых из созданных на средства народа закрытых атомных городов, осуществляемое представителями зарубежных стран. Это, вообще говоря, является преступлением перед государством. Хотя бы косвенное участие русских ученых в работах

по совершенствованию оружия других государств, в разработке и внедрении проектов, направленных на уменьшение численности русского народа, в продаже на Запад совершенных образцов оружия, которые наша армия купить не может — все это тоже является преступлением перед Россией.

Говорилось и о том, что сохранение военного, в частности, ядерного паритета спасает не только Россию. Это надо отметить в постановляющей части документа. Об этом много говорится, но все-таки не все знают, что Россия — последняя твердыня православия в мире. И пагубной является идея создания безъядерного мира. Эта ложная пацифистская идея, которая в конце концов будет означать наше разоружение перед лицом потенциального агрессора, известно, какого толка, претендующего на установление мирового диктата. Это военные и вместе с тем абсолютно духовные аспекты проблемы.

Говорилось также о том, что участники конференции считают абсолютно необходимым сохранение высокого патриотического, нравственного и морального потенциала ученых, которые работают над этими проблемами. В этом смысле контакт с Русской православной церковью, которая в России является традиционным носителем высоких нравственных и духовных ценностей, совершенно необходим, как необходим и возврат храмов, помощь в их воссоздании. Действительно, Саров — это святое место, и как когда-то была война за восстановление исконного названия «Cергиев Посад» вместо «Загорска», это касалось всей России, точно так же является необходимым восстановление исконного названия города Сарова и тем более храма в центре этого города. Действительно, это общероссийская задача.

По тем же причинам абсолютно недопустимо проживание в атомных городах представителей тоталитарных сект и других деструктивных организаций, а также особо опасных преступников-рецидивистов. Это требует внесения изменений в законодательство.

В предложениях нашей секции будут еще кое-какие дополнения о недопустимости ратификации договора СНВ-2, который чуть ли не на той неделе собираются ратифицировать. Это тоже имеет прямое отношение к защите Родины.

Вчера мы говорили и о другой стороне нашей тематики, о том, что происходит в биомедицине, как ее сейчас называют. Уже было упомянуто, что академик В. Иванов выступал на одной из секций с родственными проблемами. Мы считаем своим долгом рассказать о том, что происходит в медицине, как различные современные методики посягают на святость человеческой жизни от момента ее зарождения до естественного угасания. Это, в частности, методики экстракорпорального оплодотворения, фетальной терапии, клонирования, эвтаназии, использование психотехнических методик и так далее. Все это, конечно, является разрушительным для государства, особенно в тяжелейшей демографической ситуации. Это разрушительно и для духовного состояния нашего общества. В этой связи мы будем просить возможности рассказать об этом подробнее.

Участники слушаний одобряют деятельность нашего общественного комитета по биоэтике, который пытается противопоставить этим процессам мнение церкви. Мы убеждены, что только сотрудничество церкви с учеными может дать здесь какие-то позитивные плоды.

В равной степени мы хотим одобрить в наших решениях новую редакцию Концепции национальной безопасности, особенно в той части, где говорится о сохранении и совершенствовании ядерной мощи России, и просим вас поддержать это. Вместе с тем мы с тревогой констатируем, что совершенно недостаточной является та часть Концепции национальной безопасности, где говорится о сохранении человеческого потенциала России. Там полторы невнятных строчки, и это недопустимо. В Концепцию национальной безопасности необходимо внести положения, где будут намечены реальные пути преодоления демографического кризиса, создающего прямую угрозу безопасности России. Мы оцениваем эту проблему и с религиозной точки зрения, потому что Россия является единственной православной державой и одна в мире противостоит духовному тоталитаризму потребительского сознания западного общества. И вымирание народа России, будь то от ядерного разоружения, от разрушения его духовных основ или от усилий псевдоученых, которые проводят деструктивную работу в биологии и медицине, будет иметь колоссальные последствия для всего мира, потому что будет играть на руку победе мондиализма, концепции однополярного мира с неизбежным протекторатом США. Я не знаю, как это воспримет наше собрание, но нам это представляется совершенно очевидным, как дважды два четыре, и молчать об этом мы просто не имеем права.

И еще два момента. Во-первых, совершенно необходимым представляется создание ассоциации православных ученых, потому что если кто-то что-то практическое и реальное делает в современном мире, пытаясь удержать Россию, то это не политики. Политики лаются между собой по телевизору, водят демонстрации на Васильевский спуск, на Манежную площадь и еще куда-то. А делает только церковь, она создает воскресные школы, открывает храмы, собирает вот такие собрания и так далее. Так что православные ученые в России — это сильная мощная единица, которая сможет многое противопоставить деструктивным силам.

Второе — в адрес собора. Как нам сделать, в конце концов, чтобы материалы собора стали достоянием людей? Два года назад прошел собор, посвященный науке и религии, который практически не был освещен, о нем никто не знал,

и только сейчас выходит брошюра стараниями группки энтузиастов. Пройдет этот собор, будут вынесены, не сомневаюсь, интереснейшие и полезные решения. Кто их услышит на той неделе? Никто. Я глубоко уверен, либеральная пресса о нем не скажет ни строчки. Вот пример: здешняя административная публика не присутствует, игнорирует этот собор, и наверху, тем более, происходит то же самое.

Слава Богу, есть у нас пока нефтяники и другие состоятельные люди, помогающие восстанавливать храмы. Но, может, пора все-таки сказать священноначалию, что созидание духовного храма не менее важно, потому что по пророчеству-то будут церкви, золотые купола, а ходить туда и служить там будет некому. Ежедневная газета консервативно-государственно-православного толка, нормальная политическая газета всероссийского масштаба с талантливыми журналистами сыграла бы в этом колоссальнейшую роль. И кто-то должен ставить вопрос об этом. Собор, по-видимому, тоже.

Сладков Дмитрий Владимирович

Вы говорили о публичном одобрении от имени нашей конференции Концепции национальной безопасности в той ее части, которая связана с ядерными вооружениями, и о дополнении этой Концепции в части человеческого потенциала, демографических проблем. В связи с этим я припоминаю, что говорил Р. И. Илькаев в своем позавчерашнем выступлении по поводу тех положений, которые впервые появились в документах такого жанра — о духовности, о культурном наследии, о сохранении традиционного образа жизни, о роли русского языка. Само появление этих абзацев в Концепции национальной безопасности в каком-то смысле беспрецедентно. Но совершенно понятно также, что если брать эти строчки сами по себе, безотносительно к тому месту, где они вдруг появились, то написаны они довольно вяло, рыхло, и их можно было бы сформулировать гораздо лучше и жестче. В этом смысле, надо было бы призвать создателей Концепции не останавливаться на достигнутом и в этом вопросе.

Недоступ Александр Викторович

Можно не делать реверансов в адрес этой Концепции и сказать, что в ее новой редакции абсолютно недостаточно отражены проблемы демографической катастрофы и пути выхода из нее с участием медиков.

Флоренский П. В.

Позвольте внести ложку оптимистического дегтя в нашу бочку пессимистического меда. Дело в том, что, по-моему, не был четко сформулирован исходный, быть может, абзац нашей резолюции. В этом году десять лет Саровских чтений. Десять лет назад мы начали это, но не только мы, но и вы. Саровчанам это не понятно. Лицом к лицу — лица не увидать. И постольку, поскольку это в громадной степени ваша заслуга, вы не понимаете значения этого события, пропустили его. Десять лет это происходит. И чего добились? А того, что сейчас здесь происходит. Добились того, что Саров стал Саровом. Это заслуга чтений. Добились того, что есть храм. Добились того, что сейчас мы обсуждаем то, о чем шептать-то боялись в то время. Мне кажется, очень важно подчеркнуть значения этой десятилетней, ежегодной, регулярной, серьезной работы, и не надо преуменьшать ее значения. Да, не опубликовали, но сделали. Вот результат — мы сидим и работаем в городе Сарове. Мне кажется, очень важно отметить результативность того, что происходит на основе десятилетнего опыта, и того, что, я убежден, произойдет и после этого собрания независимо от того, появится ли в газетах, посвященных женскому дню, сообщение о нашем собрании, или нет.

Абдулин Марат Илизарович

У нас была самая многочисленная секция, четвертая, и мне кажется, что проблема преподавания, молодежная проблема вообще, интересовала всех очень сильно, потому что все-таки наше будущее зависит от нашей молодежи. У кого молодежь, у того и будущее. Поэтому мы в первый день даже не уместились

в нашем кабинете, пришлось проводить заседание в этом зале.

Для того, чтобы определить, что конкретно хочет каждый представитель молодежи, мы раздали анкеты. Там были, например, такие вопросы: «В чем смысл жизни молодежи сейчас и каким он должен быть? Какие факторы ускоряют падение нравов или влияют на смертность?» По тому, как люди отвечали, мы видели, какие вопросы интересуют молодежь, точнее, какие вопросы интересуют молодежь на наш взгляд, взгляд людей более старшего поколения. Но мы сделали градацию немного проще. Дело в том, что у нас была научная молодежь. И мы приняли границу возраста научной молодежи за 35 лет. Почему? Потому что где-то в этом возрасте заканчивается прием в аспирантуру.

По результатам этого анкетирования я могу высказаться в пользу неофитов. В чем, по-вашему, смысл жизни молодежи сейчас и каким он должен быть? Неофит отвечает: «Смысл в том, чтобы понять: пьянство, наркотики, секс — низкие пороки, разлагающие общество. Смысл в нравственном и духовном возрождении Родины». И вот смысл жизни для давно крещенного человека, который уже давно посещает храм: «Пока наше государство не вышло на общеевропейский уровень жизни, пока люди не имеют квартиры, машины, дачи, пока они не могут позволить себе раз слетать и отдохнуть в Европу или в Америку, говорить о нравственном и культурном уровне нет смысла». Вот вам, пожалуйста.

Могу сказать в пользу неофита то, что эти люди в принципе лучше. Это и к священникам относится. Только что рукоположенный священник ведет службу и требы гораздо лучше и, я бы сказал, духовно богаче, чем священник, который уже проработал пять-десять лет. Ну, это мое наблюдение. Я говорю

о том, что именно такую работу по преподаванию молодежи можно доверять неофитам. А люди, уже умудренные церковным опытом, должны быть их руководителями, духовными наставниками.

В основу нашей методологии было положено размышление Ивана Ильина: «Желая взрастить душу ребенка, сформировать нравственную личность ученика, православный педагог должен ясно представлять себе, из каких элементов составляется национальное воспитание: первое — истинная духовность, православная вера, второе — русский язык, хранитель духовных богатств нации, третье — история отчизны, предания старины глубокой, четвертое — родная земля, ее святыни, подлинное знакомство с природой родного края, стяжание трудовых навыков

в общении с природой, пятое — сокровища мировой культуры».

По результатам анкетирования оказалось, что всю молодежь и всех людей можно разделить на пять условных категорий. Первая категория — люди воцерковленные. Вторая — батюшки меня простят за некоторую вульгарность, но это правда жизни — пасхальные и великопостные, то есть причащающиеся один раз на Великий пост или приходящие в храм один раз на Пасху. Ну, есть такие люди, что скрывать. Третья категория — лояльно относящиеся к церкви. Четвертая — люди, которым все равно, есть у них вера или нет. Пятая — это негативно относящиеся к православию.

К этим людям, к этой молодежи нужно подходить по-разному. И именно

на нашей секции было сказано, что проблема состоит в том, как именно христианизировать этих людей, какими средствами вести с ними миссионерскую работу. Надо, чтобы православие их не отталкивало. Например, если говорить на церковно-славянском языке с людьми, которым все равно, есть православие или нет, их можно просто-напросто оттолкнуть.

Формы взаимодействия Русской православной церкви и научной молодежи мы распределили по направлениям. Первое — воспитание и образование, второе — мировоззренческо-религиозные вопросы, третье — культура как средство реализации мировоззрения, а также история, идеология; государственное управление, надгосударственное управление, СМИ, семья, экономика, система кражи времени, то есть досуг молодежи, оружие геноцида, обычные вооружения. И над всем этим, конечно, стоят факты, которые иногда у нас скрываются или извращаются. Что-то умалчивая и говоря какую-то ложь хотя бы по одному из разделов, мы просто-напросто теряем все наше православное мировоззрение.

По каждому из этих вопросов были представлены предложения. Я их читать не буду, потому что их очень много — до двенадцати-пятнадцати предложений по одному из пунктов. Поэтому я передаю работу нашей секции в президиум, я думаю, она как-то ляжет в основополагающий документ.

Я хочу сказать, что нужно восстановить приоритет и значение наших научных городков. Их очень много в России. Нужно их не уничтожать, а холить и лелеять. Это наше достояние, например, академгородок в Новосибирске. Все, кто там побывал, знают: он близок вам по духу. Пущино, Дубна, Протвино — нужно возрождать их достоинство и всячески их поддерживать. Может быть, в решении конференции надо обратить внимание на значимость этих городков для науки, для жизни страны.

Щелкачев Александр Владимирович

По всей видимости, на следующем пленарном заседании уже будут конкретно обсуждаться предложенные решения. Но когда рассказывалось о том, что делалось в нашей секции, некоторые вещи не были четко разделены. Поэтому у меня возникли определенные поводы для беспокойства. Конечно, говорилось много интересного. Но если, как предлагалось, исследовать только протестантские корни современной науки и не обращать внимания на ее иные истоки, это будет неправильным. Или говорить только об одной тенденции в науке — магической, совершенно умалчивая о ее мистических корнях... Быть может, стремление сегодняшней науки обслуживать чисто материалистические интересы и можно символически назвать магическими корнями науки... Да, эти интересы стали преобладать, и это ведет к кризису науки. Но называть это магией представляется неточным и неправильным.

Говорилось и о том, что сейчас наука протестантская и есть какие-то смутные надежды на то, что она станет православной. Для других наука — магическая, то есть материалистическая и, опять-таки, есть смутные надежды на то, что она станет христианской. В действительности, все это совершенно не так. В науке всегда было мистическое направление, и то, что оно стало слабее, говорит о ее кризисе. Протестантизм в кризисе, а это значит, что те христианские основы, на которых развилась современная наука, сейчас может возродить, по всей видимости, только православная церковь. Отчасти, может быть, и католицизм. Не надо здесь говорить о какой-то исключительности.

И если в наш итоговый документ попадут подобные, не вполне выверенные, фразы, то с пропагандистской точки зрения это будет большой подарок врагам православия. В качестве программы исследований это очень интересно, но в рамках такого документа, как решения нашей конференции, это сразу производит иное впечатление.

Надо все время, по-моему, подчеркивать следующее. Несмотря на то, что протестанты играли в развитии науки более крупную роль, именно православное мировоззрение гораздо легче сочетать с современной наукой. Несмотря на то, что первоначально наука развивалась в странах ислама, не ислам, а христианство оказалось той религией, на основании которой могла развиться наука. Отличие православия сформировалось в эпоху Византии, когда византийские христиане были гораздо более культурны, чем католики. Протестантизм же в чисто духовном плане вообще является регрессом. Поэтому именно православие представляет собой гораздо более подходящую идеологию для того, чтобы развивать эти направления исследований. Нужно избежать таких ошибок, хотя то, что говорилось, это интересно, и развивать эти исследования можно.

И последнее. Очевидно, в силу каких-то недоразумений здесь не прозвучало предложение выступить в поддержку того, чтобы во всех высших школах развивалось преподавание теологии и чтобы эта дисциплина носила конфессиональный характер — в том смысле, что все традиционные конфессии могли бы преподавать ее по-своему. Если же какой-то крупный профессор вообразит, что он создает какую-то общую теологию... Ну, конечно, учебное заведение может предоставить ему такую возможность. Мне кажется, что, хотя решение министерством принято, такая поддержка, как от Русского собора, так и от института будет очень полезной.

| Оглавление |